"А се грехи злые, смертные..": любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X - первая половина XIX в.).
Шрифт:
Очень вольные сцены изображал русский народный лубок?2. Иногда сравнительно благопристойные картинки сопровождались малопристойными текстами. Один из них, относящийся к XVIII веку, рассказывает, как три «младые жены», чтобы подшутить над плешивым стариком, сказали ему, что он должен смазывать голову «сливою женскою». Старик в ответ на это вынул свою «исподнюю плешь» и сказал, что уже сорок лет полощет ее «сливою женской». А волосы на ней так и не выросли.
Разумеется, подобные картинки и тексты можно найти не только в русском народном творчестве, достаточно вспомнить того же Рабле. Гипертрофированная оппозиция души и тела естественно перерастала в резкое противопоставление «чистой» — духовной или супружеской — любви и «грязной»
В русском общественном сознании XVIII века «Запад» выступал в двух прямо противоположных ипостасях. Одни русские мыслители связывали с европеизацией идею индивидуализации и утончения любовных чувств и переживаний. Другие, подобно автору знаменитого очерка «О повреждении нравов в России» князю М. М. Щербатову, наоборот, считали западное влияние развращающим, подрывающим основы исконно русского целомудрия и нравственности. Договориться между собой эти люди, разумеется, не могли.
Уникальное единство отрицающих друг друга противоположностей — патриархальщины и женственности, бестелесной духовности и бесстыдной похабщины, целомудренной любви и бездуховной похоти — возникло и поддерживалось рядом исторических факторов23.
Растянувшийся на несколько столетий процесс христианизации, в который в России все время включались новые народы и народности, был во многом поверхностным, верхушечным. В народных верованиях, обрядах и обычаях христианские нормы не только соседствовали с языческими, но зачастую перекрывались ими. При этом древнеславянское язычество не отличалось ни особым целомудрием, ни особой вольностью нравов. Как и многие другие народы, славяне считали сексуальность космическим началом24. Женственная березка в русских песнях нежно и страстно сплеталась с могучим дубом. Мать-сыра земля оплодотворялась небесным дождем. У славян существовали многочисленные оргиастические обряды и праздники, когда мужчины и женщины сообща купались голыми. Мужчины символически оплодотворяли Землю, например, сеяли лен без штанов, иногда и вовсе голыми, а женщины, задрав подолы и демонстрируя небу свои гениталии, тем самым вызывали дождь. В некоторых районах Украины еще в XIX веке вместо ритуального совокупления на полях в период посевной существовал обычай перекатывания парами по засеянному полю и т. д. Некоторые брачные обряды включали в себя фаллические элементы — демонстрацию, облизывание и целование «срамоты мужской» и т. п.25. Типичный древнерусский фаллический образ — животное, чаще всего лев, с длинным не то хвостом, не то половым членом, представлен даже в орнаментах средневековой церковной архитектуры (храм Покрова на Нерли, Дмитриевский собор во Владимире и др.).
Как повлияла на сексуальный символизм и сексуальное поведение русичей христианизация Киевской Руси, начавшаяся в IX и завершившаяся в XI веке?26 Прежде всего, христианизация принесла с собой неизвестные раньше ограничения и негативное отношение к сексу как таковому. Православие, как и вообще христианство, считает секс и все с ним связанное нечистым порождением Сатаны. Однако разграничение «нечистого» и «греховного» было довольно расплывчатым. В средневековой иконографии Адам и Ева в раю до грехопадения изображались без половых признаков, которые появляются только после грехопадения.
Целомудрие («полная мудрость»), сохранение девственности и отказ от половых сношений даже в браке (жить, «плотогодия не творяху») почитались «святым делом». Впрочем, отступления от этого аскетического принципа были не только допустимыми, но и законными: «в своей бо жене нет греха». Однако только в законном церковном браке и исключительно «чадородия ради», а не «слабости ради»27.
Все физиологические проявления сексуальности считались нечистыми и греховными. Ночные поллюции и сопутствующие им эротические сновидения рассматривались
Считалось, что ребенок, зачатый в неположенный день, уже несет на себе бремя греха, хотя некоторые иерархи, например, епископ Новгородский Нифонт (ХП в.), полагали, что молодые супруги, если они не смогут удержаться от близости в праздник или во время поста, достойны снисхождения. Лишь бы только не было прелюбодеяния «с мужескою женою»28.
Еще больше запретов накладывалось на женскую сексуальность. Менструирующая женщина не должна была ни иметь половых сношений с мужем, ни ходить в церковь, ни получать причастие.
Строго регламентировались сексуальные позиции. Единственной «правильной» позицией была так называемая миссионерская: женщина лежит на спине, а мужчина — на ней («Живот на живот — все заживет»). Напротив, позиция «женщина сверху» («на коне») считалась, как и на Западе, «великим грехом», вызовом «образу Божию» и наказывалась, по большинству пенитенциалиев, длительным, от 3 до 10 лет, покаянием, с многочисленными ежедневными земными поклонами. Интро-миссия сзади тоже запрещалась, так как напоминала поведение животных или гомосексуальный контакт. Вагинальная и анальная интромиссия сзади считались одинаково противоестественными и назывались «скотским блудом» или «содомским грехом с женою».
Поскольку единственным оправданием половой жизни было деторождение, всякая попытка предотвратить зачатие была настолько греховной, что контрацепция, искусственный аборт и детоубийство сплошь и рядом не различались, одинаково называясь «душегубством». Иногда попытки предотвратить зачатие с помощью трав или заговоров карались даже строже, чем аборт, потому что это было не только покушение на жизнь не-родившегося младенца, но и языческое, антихристианское знахарство и ворожба, которыми занимались «бабы богомерзкие».
Вообще сексуальные грехи часто ассоциировались с колдовством.
Церковь стремилась поставить под свой контроль не только поведение людей, но и их помыслы. Но хотя греховными были все не освященные Церковью половые связи, основное внимание уделялось защите института брака. Супружеская измена, «прелюбодеяние» считалось гораздо более серьезным прегрешением, нежели «блуд».
К сексуальным похождениям неженатых мужчин и юношей Церковь, как и крестьянская община, относилась более снисходительно, особенно если связь была не с замужней женщиной, а с «блудницей», рабыней или вдовой.
Много места в пениггенциалиях занимает «противоестественный» секс. Самым массовым грехом была, конечно, мастурбация, которую называли греческим словом «малакия» или славянским «рукоблудие». Мастурбировать или даже сознательно предаваться похотливым мыслям значило вызывать дьявола. В одной легенде, распространенной в России XVH века, юноша, регулярно занимавшийся рукоблудием, обнаружил, что его член превратился в змею. Но поскольку этот порок не затрагивал главных социальных интересов и к тому же был очень распространен, его наказывали сравнительно мягко — постом от 40 до 60 дней и многочисленными земными поклонами. Техника мастурбации значения, по-видимому, не имела. Но страх перед ней был велик. Даже на рубеже XX века корреспондент Этнографического бюро князя В. Н. Тенишева (Тенишевский архив — один из важнейших источников по истории быта и нравов русского крестьянства), описывая быт и нравы крестьян Владимирской губернии, писал, что «противоестественные шалости встречаются среди детей, среди взрослых таких случаев нет»; однако в другом отчете описывается случай онанирования при помощи колесной гайки от тарантаса29.