А там ещё другая даль
Шрифт:
Зита и Гита не заставили себя ждать.
— Девочки, знакомьтесь — это Рудольф. Теперь он наш товарищ. Подробности — в пути. Берите его под руки и выходите из города. Как окажетесь за воротами, сверните к ближайшему дереву, чтобы на солнцепеке не торчать и ждите. Там можете и познакомиться поближе… А я позабочусь о транспорте. Лошадей на всех не накупишься, а вот подходящую повозку я, кажется, знаю где можно достать. Все понятно?
— Может мне лучше… — Рудольф посмотрел на меня и умолк.
Хорошо, споемся.
Я ободрительно улыбнулась всем и потянула на себя створку. Надеюсь, мастер Вест дома, и мы быстро договоримся о цене на его одноколку. Три тысячи звонких монет — неплохое подспорье для путешественника. А двуколка хоть и не так удобна, как драккар, зато гораздо безопаснее.
* * *
В доме, запомнившемуся мне по прошлому разу шумом и множеством народа, царила гулкая и тревожная тишина. Я еще когда только за дверную ручку взялась, подумала, что она неприятно липкая. Как будто в доме нет хозяйки. А ведь жена оружейника мне показалась женщиной весьма опрятной. Да и взрослая дочь... Увы, все мы задним умом крепки. К интуиции надо заранее прислушиваться, а не, когда в грудь упирают острие копья. И еще пара стражников, поигрывая мечами наголо, заходят с двух сторон.
— Кто такая? Что надо? — притворно грозно поинтересовался копейщик. Хорошо, что на мне кольчужка, а то б опять дыр в одежке наделал.
Не узнал, значит. Это плюс, можно попытаться выкрутиться.
— Так это… Лук хотела купить. И запас стрел обновить. Охотничьих… — уточнила на всякий случай.
— Лук говоришь… — прищурился тот, приглядываясь внимательнее.
Освещение в комнате было неважное, да и я голову к окошку не поворачивала. Шлем тоже не снимала.
— Гм… Могу поклясться Троицей, что я тебя где-то раньше видел…
— И не ошибешься… Взять ее!
Этот голос я никогда не спутаю ни с чьим другим. Святоша!
Оружие само прыгнуло в руку, но на ней тут же повис один стражник, а второй схватил за левое предплечье. Копейщик тоже нажал сильнее. Кольчуга задержала жало, но сам кончик острия все же проколол кожу.
— Не балуй, девка! — прикрикнул строго. — А то без глаза оставлю.
Ничего не попишешь, сила солому ломит, а плетью обух не перешибешь.
— Попалась! — вышел из тени аббат. — Свяжите ее, да покрепче!
Дождался, пока стражники выполнят приказание, сам проверил узлы и только после этого продолжил:
— Почему-то я был уверен, что мы еще свидимся. Здравия желать не стану, ни к чему оно тебе, блудная дочь… А вот что рад встрече, скрывать не стану… Да и господин бургомистр, думаю, тоже весьма обрадуется. Он же тебе поверил… А ты обманула их светлость в самых добрых и искренних чувствах.
С этого места, хотелось бы узнать подробнее, потому что я ничего не поняла. Чем это же я так сильно оскорбила борова? Тем что ушла не попрощавшись? Я же ему даже в рожу не плюнула, хоть и хотелось. Да только какой смысл, если он лыка не вязал? Все равно б ничего не понял.
Но, прямо сейчас спросить не удалось. В дверь постучали, и стражники, повинуясь знаку, поданному его преосвященством, ловко сунули мне в рот кляп. После чего оттащили в сторону и заняли исходную позицию.
Стук повторился.
— Открыто, входите… — пригласил аббат.
Петли скрипнули, створка качнулась в сторону, и порог переступил молодой рыцарь.
Рыцарь — потому что почти в полном доспехе, еще и с каким-то гербом на панцире. А молодой — потому что шлем держал в руке, предоставляя возможность всем желающим полюбоваться его розовощекой и безусой юношеской физиономией.
— День добрый вашему дому, — поздоровался от вежливо, подслеповато щурясь, как сделал бы любой человек, шагнув с дневного света улицы в полутьму помещения. — Могу ли я увидеть мастера Веста? Господин Корнелиус говорил…
— Каждый, кто приходит с вестью от господина Корнелиуса, желанный гость… — вышел навстречу аббат. — Как поживает мой друг? Он передал записку или только на словах велел кланяться?
— Я не совсем это имел… — начал было отвечать рыцарь, но глаза его уже привыкли к темноте, и он увидел меня. Во всей красе, естественно. Связанную и с заткнутым ртом. — А что здесь, собственно…
— Взять! — рявкнул аббат, и стражники набросились на новую жертву. — Схватить!
Но в этот раз им пришлось иметь дело не со слабой и беззащитной девушкой. Священник еще приказ отдавать не закончил, как рыцарь одним движением нахлобучил на голову шлем, а второй схватился за копье, пытавшееся поцарапать герб на его панцире. Рывок, толчок, пинок, шаг вперед и еще один пинок… в голову, сбитого с ног копейщика.
Я никогда не думала, что в полном готическом доспехе можно двигаться с такой грациозностью и ловкостью…
Великолепный пируэт, не каждому танцору впору, и кулак в латной перчатке с лязгом впечатывается в шлем одного из мечников. Стражник издает неприличный звук и валиться на пол. Второй успевает нанести удар, но чтобы смять такие латы нужна булава или секира. Легкий одноручный клинок лишь бессильно скребет хорошо прокованное железо.
А рыцарь, словно позабыл о своем оружии, треснул и этого кулаком. Впрочем, чем это нежнее удара тою же булавой, лично я затрудняюсь ответить. Присоединившийся к валяющемуся на полу товарищу, стражник тоже вряд ли заметил разницу.