А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
глубинным философско-историческим фатализмом186 у Мандельштама связано
отсутствие индивидуального человеческого образа в стихе. По-своему прав
В. М. Жирмунский, говоря о «… полном исключении личности поэта из его
поэзии»187 у Мандельштама. Разумеется, речь здесь должна идти об
обобщенном образе лирического «я», потому что индивидуальность автора у
Мандельштама, как у всякого подлинного художника, присутствует в стихах
всегда. И тут, на общем фоне
принципами, полностью исключающими из стиха конкретную человеческую
личность, должно быть ясно, как велико социально-содержательное значение
поисков Блоком самодеятельной человеческой индивидуальности. Важно
понять, что во всех разнообразных блоковских исканиях образа социально
активного человека есть огромный философско-общественный смысл. Если
обобщать блоковскими словами то, о чем шла речь выше, то из блоковского
толкования исторической перспективы сквозь категории «народа» и
«интеллигенции», «стихии» и «культуры» Мандельштам полностью исключает
«народ», «стихию». Творчество истории (очень напряженное или даже
трагическое в этих стихах) — для Мандельштама исключительно дело
«культуры», «интеллигенции»; весь исторический поток «информации»,
составляющий, по Мандельштаму, суть истории, — дело «культуры», как бы
широко ни толковал поэт «культуру» («хищный глазомер простого столяра»).
Блоку подобное толкование трагизма исторической перспективы должно
представляться бесчеловечным:
Природа — тот же Рим, и, кажется, опять
Нам незачем богов напрасно беспокоить —
Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать,
Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить!
(«Природа — тот же Рим, и отразилась в нем…», 1914)
186 В своих философско-исторических взглядах Мандельштам, по видимому,
хотел опереться на русские традиции П. Я. Чаадаева (см. его статью «Чаадаев»
в кн.: О поэзии, с. 71 – 78) и отчасти своеобразно истолкованного А. И. Герцена.
187 Жирмунский В. Преодолевшие символизм. — В кн.: Вопросы теории
литературы, с. 319.
Исходя из своего понимания истории как творчества, Мандельштам принял
Октябрьскую революцию. В отношении культуры вообще, и литературы в
частности, с его точки зрения, «в жизни слова наступила героическая эпоха».
Это значит, по Мандельштаму, что на крутом повороте эпох необыкновенно
возросла роль культуры как строительницы истории, как единственного
выражения творчества: «Классическая поэзия — поэзия революции»188. Именно
стихи в духе этого нового для Мандельштама типа «классицизма» (вошедшие
во
Блок очень высоко оценил эти стихи как стихи, но философская их тенденция
осталась ему чуждой: «Его стихи возникают из снов — очень своеобразных,
лежащих в областях искусства только» (дневниковая запись от 22 октября
1920 г., VII, 371). Тут надо иметь в виду, что, говоря о Мандельштаме и
впечатлении, произведенном его стихами, Блок употребляет совсем другие
слова, чем те, которые у него обычны, когда речь идет о поэтическом
окружении Гумилева. Поэзия Мандельштама для него — серьезная проблема,
совсем не то, что стихи учеников Гумилева. При всей иррациональности
блоковских определений, в общем контексте его взглядов на искусство слово
«сны» здесь можно истолковать как отстранение из поэзии реальной жизненной
активности человека, и даже шире — его жизнедеятельности; при таком
подходе неизбежно получается фатализм, замкнутость внутри того ряда
культуры, в границах которого работает человек, в данном случае — искусства;
«сны» Мандельштама, по Блоку, находятся «в областях искусства только», они
не выходят в жизнь, раз человек не действует, а его несет поток «культуры».
Дальнейшая поэтическая эволюция Мандельштама во многом была именно
поисками исторической активности конкретного человека, но эта эволюция —
за границами нашей темы.
Что же касается Блока, то основным и важнейшим для него в поисках
исторической перспективности в решении человеческого образа было именно
обращение подобной перспективности на современную человеческую
личность. Такой переход к детальному поэтическому обследованию
современного человека и происходит в блоковском творчестве на переломе к
10-м годам, и поскольку он совершается в очень сложных общественных
условиях, то для Блока, с его исключительным историческим чутьем и
одновременно — отсутствием опоры на конкретные социальные силы
современности, подобный переход сопряжен с чрезвычайными
специфическими трудностями. Главные внутренние линии в подходе к
современной личности найдены в цикле «На поле Куликовом» и «Итальянских
стихах»; Блока интересуют, в первую очередь, жизненные возможности, в
самом широком смысле, сегодняшнего человека и, далее, возможности прямой
социальной активности на основе большого опыта истории. Социальные и
индивидуальные начала для Блока-поэта сейчас уже слиты неразрывно;