А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
пристрастной, недоброжелательной неправдой считать коллективный образ-
характер просто заменителем такой исторической перспективы — он явно
художественно волнует автора сам по себе и представляет собой одно из его
высших художественных достижений. Но в границах поэмы он выполняет в
какой-то степени и эту функцию. Полностью же выполнить ее он не в
состоянии, так как он в первую очередь характер, и в качестве такового по
уровню исторической проясненности
Стихийность — ведущая особенность и этого образа-характера. Блок слишком
большой, чуткий и искренний художник для того, чтобы не чувствовать
возникающей здесь диспропорции. Современники (притом часто
недоброжелательные и отнюдь не разделявшие общественной позиции Блока)
вспоминали в связи с «Двенадцатью» Пушкина, и в частности «Медный
всадник». Из этой аналогии ясно, что перспективно-исторические начала в
«Двенадцати» недостаточно выделены в тексте как особая художественная тема.
Объясняется это особенностями и собирательного и обобщающего образа-
характера массы. В таких условиях общий сюжет поэмы (в широком смысле
слова, включая сюда и функции коллективного образа-характера) кажется не
вполне соответствующим внутренней логике и исторической устремленности
характеров. В общем сюжете обнаруживаются черты лирического цикла, и,
правдивый и в этом смысле, Блок не случайно же в связи с «Двенадцатью»
вспоминает «Снежную маску» и «Кармен», а не что-либо другое из своего
прежнего творчества. Конечно, в «Двенадцати» гораздо более прямо развиты
сюжетные отношения, чем в прежних лирических циклах Блока. Отсюда же,
естественно, проистекает и более прямое обращение к театру. В итоге — все это
само по себе только более остро обнажает происхождение «Двенадцати» из
принципов лирической циклизации Блока, но основного внутреннего
противоречия не снимает.
Но это же внутреннее противоречие заставляет Блока расширить рамки
поэмы в неожиданном направлении. Все дело в том, что для Блока проблемы
формы были неизменно содержательными, и вовсе не о форме, по существу, тут
идет речь. Проблема народного героя волновала Блока на протяжении всего его
пути после 1905 года. Следовательно, построение поэмы на характерах ни в
какой степени не является неожиданностью. И тут надо учесть особенности
эпохи, событий, отношения к ним Блока. Поэт не мог не понимать, что,
ограничиваясь только таким построением, он делает самих героев беднее, чем
они могли бы быть, что большая проясненность общего исторического рисунка
нужна для обогащения всей содержательной концепции в целом. С другой
стороны,
таковы, что в художественном целом поэмы более резкий, четкий
общеисторический материал неуместен без ущерба для художественного
единства произведения. Так естественно по ходу общего развертывания
замысла появляются рядом с «Двенадцатью» — «Скифы». В известном смысле
слова оба эти произведения представляют собой части единой идейно-
художественной концепции современного эпоса. Выше говорилось, что
«Двенадцать» — трагедийный эпос. В какой-то степени это верно только в
соотношении со «Скифами». Трагедийная часть этого единого целого развита
преимущественно в «Двенадцати», более прямо обобщенная, эпически-
перспективная — в «Скифах». Конечно, в таком органически выявившемся
художественном расколе, раздроблении возможной единой художественной
концепции проявляется слабость, противоречивость Блока. Но ведь в этом же
проявляется и его сила: его стремление и умение дать в высокой
художественной форме обе существенно важные для него стороны современной
действительности, как он ее понимает, дать максимально честно порознь то, что
оказывается для него несводимым воедино.
Известная парадоксальность существует, конечно, и в том, что наиболее
обобщающая часть замысла получает воплощение в виде стихотворной «малой
формы», в то время как трагедийная часть становится как бы цепью лирических
фрагментов. Художественная честность Блока и тут не терпит никаких внешних
сводок, неорганических «синтезов». Впрочем, малая форма «Скифов» — вещь
особая: к области лирики она может быть отнесена только в смысле «… лирики
(оды XVIII века)»232, — но в новое время современные стихи типа оды едва ли
кто рискнет определять как лирику. Как бы то ни было, лиризм «Скифов»
совершенно особенный, и к «Двенадцати» в этом плане непосредственно
«Скифы» не примыкают. Они соотносятся с ними по своеобразной логике
общего художественного противоречия блоковского творчества этого периода,
примерно так же, как соотносятся, положим, образы-характеры Петрухи и
двенадцати. При этом и тут нет никакого дальнейшего внешнего, «глухого»
тождества: «… нас тьмы, и тьмы, и тьмы», от имени которых повествуется в
«Скифах», вовсе не групповой образ-характер типа двенадцати
красногвардейцев, но нечто несравненно более общее, широкое и
принципиально не индивидуализированное. По совокупности всего замысла, а