А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
структуру поэмы, в трагедию. Чудо искусства тут в том, что все говорит об
обездуховленности, хотя ничего о ней прямо не сказано. Всю силу Ванька
получает от контекста трагедии, своим «моментальным» поведением полностью
отрицая ее для себя, полностью не приемля ее. Еще более грандиозным
художественным обобщением является образ-характер Катьки. Выразительная
сила его опять-таки в том, что он как бы самопроизвольно вырастает из
художественного целого
сами по себе, ни прямые характеризующие портретные детали не «покрывают»
целое образа во всей его глубине и динамике. «Пересказу» характер Катьки не
поддается полностью, его способна «пересказать» только вся поэма во всех ее
деталях, их соотношениях. Общий принцип соотношения с целым тут тот же,
что и у Ваньки: в атмосфере высокой «черно-белой» трагедии Катька
располагается по-своему комфортабельно, во всей своей массивной телесности
и решительно игнорируя именно ее высокие грани и масштабы. Но есть тут и
особая сложность в самом содержании образа и в способах авторского ввода
этой фигуры в художественную концепцию. Без дальних слов ясно, как важен
этот объект высокой трагической любви именно для художественной
концепции, поэтому тут не может быть односторонне-графического,
двухмерного решения, как в образе Ваньки. В письме Блока к Ю. П. Анненкову
от 12 августа 1918 г. есть замечательные элементы характеристики Катьки,
текстуально не содержащиеся в самой поэме: «… Катька — здоровая,
толстомордая, страстная, курносая русская девка, свежая, простая, добрая —
здорово ругается, проливает слезы над романами, отчаянно целуется…
“Толстомордость” очень важна (здоровая и чистая, даже — до детскости)» (VIII,
514). Примечательность характеристики в том, что всего этого в поэме нет, и
вместе с тем все — вполне «ложится» в образ. Впечатление такое, что
удивляешься: как можно было всего этого не увидеть в самой поэме.
Следовательно, образ отличается необычайной органикой, жизненностью, раз в
него можно «вписать» такие душевно и физически четкие особенности помимо
текста.
Это сочетание богатой конкретной жизненности, которая говорит сама за
себя и сама о себе, и большого обобщающего философского и исторического
смысла, несомненно, прямее всего связано с лирикой Блока, отчасти — с
театром (кроме Коломбины, Катька в блоковской эволюции, видимо, связана с
Изорой из «Розы и Креста»). Но эта же конкретная жизненность, по внешности
самостоятельное существование образа в железной логике художественного
целого вместе с тем привносит в философскую концепцию вещи особые и
глубокие
Коломбина из «Балаганчика», т. е. не просто куклоподобное создание,
порожденная жизненными противоречиями духовная пустота. Для Блока очень
важно, что она «простая», «здоровая», «страстная», «добрая». Все это, по Блоку,
элементы возможной большой человеческой души. Поэтому-то так и любит ее
Петруха. Но реализовались ли эти отдельные слагаемые в большой характер, в
большую душу, в большую человеческую личность? В общем соотношении и
взаимопроникновении четырех основных образов-характеров (коллективного
образа-характера массы, Петрухи, Ваньки и Катьки), черпая все свои
человеческие возможности в широко понятой категории «стихии» («стихии
жизни»), Катька в чем-то именно по жизненным результатам ближе к Ваньке,
т. е. к эгоистически-бездумной самоотдаче отрицательным сторонам
грандиозного исторического разлома, разрушения старых общественных норм.
В коллизии Петруха — Катька — одна из главных трагедийных идей
«Двенадцати». Личность ли Катька — или здоровая, «толстомордая», иногда
добрая, а чаще своекорыстно-злобная и еще чаще бездумная кукла?
Трагический сюжет сам по себе еще не решает этой коллизии в более общем
плане. Решения в духе заданной схемы «синтеза» Блок не дает, разумеется, и в
единичном характере. Он соотносит этот характер с характером Петрухи,
выявляя и в этом последнем, в его личных коллизиях черты трагической
противоречивости. Такова роль чисто личных эпизодов сюжета, а в сюжетную
коллизию, в общую цепь и во внутреннее соотношение с Петрухой входит,
наряду с Катькой, и Ванька. Сам же образ Петрухи, наиболее глубокий и
сложный во всей цепи, приведен в соотношение с коллективным образом-
характером двенадцати, как об этом достаточно много говорилось выше.
И тут-то открывается существенное внутреннее противоречие всей
концепции произведения. Вырастающая из лирических и театральных исканий
Блока и представляющая в этом плане высшее художественное достижение
поэта, по всей своей внутренней логике, и в особенности — по логике
характеров, максимально для Блока социально конкретизировавшихся, поэма
требует столь же художественно конкретизированных общих исторических
начал, с которыми соотносились бы характеры. Коллективный образ-характер
принципиально в этом смысле от других характеров не отличается и заменить
четкие контуры общего исторического рисунка не может. Было бы