А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
общественных традиций, проповедует «… великий синтез, к которому идет
человечество, — осуществление положительного всеединства в жизни, знании
и творчестве…»18. Такие призывы к «слиянию всего» в некоем новом
«синтетическом» мировоззрении представляются возможным выходом из
тупика, в котором оказывается к началу века буржуазная философская мысль,
неспособная теоретически овладеть целым циклом вновь обнаружившихся
общественно-исторических
Вл. Соловьев нисколько не скрывает, что то «положительное всеединство»,
или «великий синтез», или «цельное знание», которое он противопоставляет
«отвлеченным началам» старого буржуазного мировоззрения (воплощенным,
например, в классическом немецком идеализме), является «идеальным
совершенством» теоретически «подновленной» христианской религии. В
достаточно откровенной форме Соловьев пытается построить новую
теологическую систему, вступая подчас в более или менее явные коллизии с
официозной церковностью. С другой стороны, постоянно полемизируя с
«отвлеченными началами», классического буржуазного идеализма (большим
знатоком которого он является), он нимало не скрывает и того факта, что свою
теологическую постройку он возводит, во многом используя отдельные стороны
старых идеалистических учений (в особенности Шеллинга и Гегеля). В этом
смысле он отличается от аналогичных ему во многом явлений западной
философии: Шопенгауэр и его ученик Ницше, с одной стороны,
«христианский» философ Кьеркегор (особенно близкий к Соловьеву), с другой
стороны, подвергают классический идеализм критике за отдаленность от
жизни, от современной науки, от норм повседневного человеческого
поведения и т. д., — однако свои связи с критикуемыми учениями они
вуалируют. Соловьев этих связей не прячет. Напротив, он прямо претендует на
то, что в его философии соединяются, «синтезируются» «идеализм и
позитивизм», Кант и Спенсер, Гегель и Чернышевский и т. д. Соловьев хочет
18 Соловьев Вл. С. Критика отвлеченных начал. М., 1880, с. VII.
19 Сопоставление символизма и, в особом смысле, также Блока с
Соловьевым в плане проблемы «синтеза», или «целостного мировоззрения» и
«цельной личности», в известной мне блоковедческой литературе было
произведено впервые в моей работе 1940 г. Часть этой работы, зачитанная как
доклад на блоковской комиссии ИРЛИ (Пушкинский Дом), под названием «Блок
и Соловьев», в виде отдельной статьи дважды включалась в блоковский том
«Литературного наследства» (1941 и 1946 гг.). Издание осуществлено не было.
Некоторые
цикле статей «Театр Блока» в моей книге «Герой и время» (Л., 1961. См. с. 395 –
407, 430 – 431, 435, 470 – 474, 476 – 477, 479 – 480, 484 – 485, 490, 523 – 525,
528 – 530, 564, 569 – 570, 577 – 578) Само собой разумеется, речь идет о
проблеме, концепции, но не о литературном материале — материал содержится
в сочинениях Соловьева и его учеников, высказываниях Вяч. Иванова, Андрея
Белого и т. д., а также самого Блока; однако этот материал не входил в поле
зрения исследователей, поскольку не возникала сама проблема соотношения
Соловьева и Блока в плане теории «синтеза», связь между Блоком и
Соловьевым усматривалась в односторонне понимаемом платонизме.
своей философией ответить на все вопросы жизни — соединением точного
знания с религией, естествознания и математики с мистическим чувством.
Понятно, что подобная постройка «цельного знания» на основе религии
Соловьеву не удается и удаться не может, — задание же тут именно таково.
Наибольшее значение как для последующего буржуазного
философствования, так и для попыток применения соловьевства в области
теории и практики искусства имеет решение Соловьевым общефилософских
вопросов. Все эти вопросы собираются, концентрируются Соловьевым вокруг
проблемы человека, его места в истории и в современном обществе.
Гносеология в собственном смысле слова, по признаниям его учеников,
относительно мало занимала Соловьева: считая Канта крупнейшей,
основополагающей фигурой в этой области, все свое внимание он
сосредоточивал на «жизненной практике» (нравственности) — кантовская
пропасть между субъектом и объектом преодолевается религиозным чувством,
«верой». Как это ни странно на первый взгляд, именно тут наиболее явственны
точки соприкосновения между соловьевством и «атеистическим»
философствованием Шопенгауэра и его ученика Ницше, где в акте «воли»
преодолевается расщепленность субъекта и объекта (в сочинениях о
нравственности Соловьев высоко оценивал Шопенгауэра, в конце жизни
пытался «ассимилировать» Ницше и т. д.). Подобные решения основной
гносеологической проблемы через учеников Соловьева (типа Бердяева)
докатываются вплоть до современных экзистенциалистов: «Исходным
гносеологическим пунктом должен быть не раскол мира на субъект и объект, а