А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
новых общественных отношений, буржуазных отношений, то «новые»
мыслители в первую очередь озабочены тем, чтобы найти философские основы
для удержания, укрепления отношений собственности. Элементы критики
буржуазных отношений отступают на второй план перед тенденциями к
созданию «положительной», оправдывающей буржуазное бытие, «цельной»
философии. Отсюда становится понятной ожесточенная полемика Соловьева с
Л. Толстым. Уже в ранних работах Соловьев
основных институтов старого общества, но именно в полемике с Толстым
(скажем, в «Трех разговорах») приобретает особую резкость охранительная
тенденция. Противоречивое учение Л. Толстого содержит в себе
уничтожающую критику отношений старого общества, его важнейших
институтов — частной собственности и ее правовых норм, церкви, государства.
С точки зрения Соловьева, это нигилизм и безбожие. Толстой изображен в
«Трех разговорах» как предтеча антихриста. Соловьев ищет новых способов
утверждения религии, государства, старой семьи, доходя в конце жизни даже до
оправдания колониальных войн и Вильгельма Второго. «Цельная»,
«положительная», «синтетическая» философия Соловьева противостоит
«разрушительным» идеям Толстого. Поэтому-то Соловьев и становится
учителем Н. Бердяева и Д. Мережковского (особенно близкого к Соловьеву),
несмотря на отдельные полемические выпады учеников против учителя.
Исчерпывающая характеристика того цикла общественных явлений, который
определил успех и влияние учения Вл. Соловьева, дана в статье Ленина «О
“Вехах”»: «Для современной эпохи характерно то, что либерализм в России
решительно повернул против демократии…»36
Кризисные явления, осознаваемая, видимо, самим Соловьевым
несостоятельность общей системы мировоззрения характерным образом
преломляются в его поэтическом творчестве: здесь, так же как и в философии,
кризис «прячется» более резким, обостренным, судорожным выражением
основных тем и проблем. Возрастает само количество стихов — Соловьев как
бы стремится в 90-е годы доделать, довершить свою поэтическую систему;
более интенсивное создание стихов сопровождается обострением в них не
только тем, проблем, но и выразительных средств. Тема «синтеза»,
искусственно созданной путем «слияния» материально-чувственного и
духовного начал цельной человеческой индивидуальности, с начала и до конца
поэтического пути Соловьева остается главной, центральной в его творчестве,
однако несколько меняется ее содержательное наполнение и поэтическое
воплощение. Для стихов 70-х годов, как это говорилось выше в связи с «Песней
офитов», характерно
по существу смысл полемики сводится к тому, что я не нахожу в философии и
поэзии Соловьева «гимна радости земной жизни». Подтверждаю еще раз: да, не
нахожу Опущенная в книге «Герой и время» тема трагической
противоречивости построений Соловьева и кризиса его взглядов в конце жизни
излагается здесь на с. 66 – 68.
36 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 19, с. 172.
«природное», ни «душевное» начала не разработаны, не развернуты
поэтически, но несколько механически противостоят друг другу и сплетаются
друг с другом. Из этого не следует, что, скажем, природные явления вообще не
входят в стих. Нет, они могут и привлекаться к общему раскрытию темы, но
важно то, что всегда ощутима их чисто служебная, внешняя роль: так, в
стихотворении «Вся в лазури сегодня явилась…» (1875) появление мистической
возлюбленной, несущей «синтез», гармонию, высшую правду, уподобляется
рассвету, восходу солнца, но нет никакой картины утра, да ее и не может
быть, — основной акцент так недвусмысленно лежит на самом видении, что
день — только стертый аллегорически-подсобный знак темы, и не более.
Поэтически в стихе он вовсе ничего не выражает. На протяжении 80-х годов,
видимо как преломление общих для поэзии той поры тенденций, и в частности,
очевидно, в связи со «вторым рождением» лирики Фета, появляется отчетливая
тяга к более разработанным, более последовательным, законченным и поэтому
более важным в композиции стиха, а следовательно, более ощутимым также для
восприятия — раздельным образам «я» и «природы». При этом настолько ясно
прямое следование Фету, что даже Блок, всегда осторожно, с особым
целомудрием выбирающий слова, когда идет речь о Соловьеве, говорил про
него как про «благодарного ученика фетовской поэзии» («Рыцарь-монах», IX,
183). Вот характерный пример изменившихся внутренних соотношений в
структуре стиха Соловьева:
В тумане утреннем неверными шагами
Я шел к таинственным и чудным берегам.
Боролася заря с последними звездами,
Еще летали сны — и схваченная снами
Душа молилася неведомым богам.
В холодный белый день дорогой одинокой,
Как прежде, я иду в неведомой стране.
Рассеялся туман, и ясно видит око,
Как труден горный путь, и как еще далеко,
Далеко все, что грезилося мне.
В этом стихотворении 1885 г. совершенно ясно, что знаки природной жизни уже