А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
«аргонавтам». Путать жизнь и искусство Блок никогда не был склонен — их
внутренняя связь для него никогда не была тождеством.
Грань, отделяющая тут Блока от Белого, кажется тонкой, почти неуловимой;
во многих отношениях они действительно близки друг к другу — однако
кажущаяся на первый взгляд столь смутной черточка по существу означает, что
даже в одни и те же как будто явления жизни и искусства они вкладывают
совершенно различный смысл. Именно
отношениях с символистскими деятелями в раннюю пору творчества Блок
писал позднее совершенно основательно следующее: «… члены группы (по
крайней мере некоторые) были действительно когда-то связаны единством
85 Бекетова М. А. Александр Блок, с. 91.
86 Белый Андрей. Начало века, с. 122.
нежных утренних мечтаний и склонны были в утренних сумерках называть
предметы совершенно различные одними и теми же именами» (статья
«Вопросы, вопросы и вопросы», 1908, V, 341 – 342). Особая сложность
ситуации тут в том, что и с той, и с другой стороны достаточно отчетливо
понимается необходимость связей между идейными обобщениями, искусством
и жизнью; вопрос только в том, что совершенно не случайно с самого начала
отношений Белый и стоящая за ним группа «аргонавтов» настойчиво и
систематически добиваются понимания этих связей в духе «тождества»,
«синтеза»; Блок же вначале не вполне осознанно, а затем со все большим и
большим пониманием добивается исследования и художественного
воспроизведения трагических разрывов, драматических противоречий в самом
человеке, в самой жизни. Примечательно тут то обстоятельство, что «предметы
совершенно различные» под одними и теми же именами, как выражается Блок,
относятся не просто к вопросам чисто личных отношений: Андрей Белый в
своих ранних, наиболее правдивых воспоминаниях о Блоке откровенно
рассказывает, что за мистическими утопиями, создававшими напряженность в
индивидуальном общении, стояли еще и социальные, общественные утопии:
так, опираясь на учение Вл. Соловьева о «теократии», С. М. Соловьев
планировал фантастическое «… будущее устройство России — ряд общин,
соответствовавших бывшим княжествам…», — от себя же Белый добавляет, что
«проблема коммуны, мистерии и новой общественности пересеклась с мыслию
об организации самого индивидуализма в своего рода интериндивидуал»87. При
этом подобного рода социальные фантасмагории стремились немедленно же
«практически» осуществить в жизни, бесцеремонно вторгаясь в личные
семейные отношения Блока, по-своему их трактуя и назойливо пытаясь
навязать этот мистико-социологический
Отстраняя непрошеных толкователей и «соучастников» с их мистико-
социальными утопиями от своей личной жизни, Блок давал понять, что он не
склонен путать, отождествлять, «синтезировать» чисто личные отношения и
большие общие вопросы жизни. Реально и тут, в индивидуальных, интимных
вопросах с очень большой силой сказался общий драматизм судьбы Блока.
Связь между личными, интимными проблемами и большими общественными
коллизиями эпохи чрезвычайно остро преломилась в жизни Блока, и он сам не
только осознавал ее, но и писал о ней; все дело только в том, что эта связь
отнюдь не была «синтетической» — но трагической. Как всегда в таких
случаях, у Блока можно уловить отнюдь не путающиеся, раздельные, но
взаимосвязанные грани. В сущности, жизненный драматизм личной судьбы
Блока достаточно точно прочитывается в записи юношеского дневника Блока
87 Белый Андрей Воспоминания об А. А. Блоке. — Записки мечтателей,
1922, № 6, с. 50, 37.
88 Рассмотрению отношений Андрея Белого и Блока посвящена работа
В. Н. Орлова «История одной “дружбы-вражды”» в кн. «Пути и судьбы» (М.-Л.,
1963), о семейно-любовной драме Блока говорится там же, в очерке «История
одной любви».
от 21 июля 1902 г., где речь идет об отношениях с Л. Д. Менделеевой: «Я хочу
не объятий, потому что объятия (внезапное согласие) — только минутное
потрясение. Дальше идет “привычка” — вонючее чудище» (VII, 52). Блок и в
чисто личном видит два плана: высокой духовной любви и мещански-
прозаической «привычки» — «вонючего чудища». Из этого раздельного,
«несинтетического» подхода к реальностям жизни и любви, из
последовательного разрыва двух планов жизни возникла трагическая история
семейной жизни Блока; с жесткой искренностью о ней рассказано в
неопубликованных воспоминаниях Л. Д. Блок. Для самого поэта решающей в
этой драматической жизненной коллизии была ее сложная трагическая связь с
большим разломом в общественных отношениях: «Едва моя невеста стала моей
женой, лиловые миры первой революции захватили нас и вовлекли в водоворот.
Я первый, так давно тайно хотевший гибели, вовлекся в серый пурпур,
серебряные звезды, перламутры и аметисты метели. За мной последовала моя
жена, для которой этот переход (от тяжелого к легкому, от недозволенного к
дозволенному) был мучителен, труднее, чем мне» (дневниковая запись