Абарат. Абсолютная полночь

Баркер Клайв

Здесь заканчивались карты Абарата. За этим краем не было ничего известного. В тусклом поднебесье отсутствовали другие миры. Ни солнц, ни лун.

Даже Кэнди не могла полностью избавиться от силы этого образа, от понимания того, что если она не сумеет сделать глиф, ее тело отправится прочь вместе с телами тех, кто будет здесь убит, и все, что она видела в реальности или во сне, отправится вместе с ней вниз, в беспощадную пустоту, и навсегда исчезнет.

Все должносработать. Только так она обязана думать.

И у нее была причина надеяться: робкая

воздушная дрожь заклинаний, когда ее видение побега коснулось первых людей, с крошечной, но значимой поддержкой их сил фрагментом Абаратарабы, превратилась в знаки над головой тех, кто пробудил их к жизни. Она пустила свою мысль к ближайшему знаку, откуда та зачерпнула силы и двинулась к следующему; переходя от одного знака к другому, видение становилось яснее и четче, соединяя людей друг с другом. Путь ее первой мысли был теперь установлен и больше в ней не нуждался, питаясь идеями тех, кто уже встретился на ее пути.

Она обернулась и послала вторую мысль, на этот раз к кораблю, на создание которого ее вдохновили видение и страсть, выстроенному из сочетания двух видов магии. Одна была древней и внешней. Она коренилась в сущности вещей: была ли вещь красной, синей или золотой? Была ли это земля, небеса или вода? Была ли она живой, мертвой или чем-то средним, ожидая определения? Такой являлась изначальная сила Абаратарабы. Вторая магия коренилась в безграничных особенностях живых существ, несших свои надежды, сомнения и ярость в топку, где возникал корабль их спасения.

Такова была тайна творения, рождавшаяся среди грязи и отчаяния. Кэнди видела эту тайну. Все происходило вокруг нее. Из простой земли живых существ, хрупких и испуганных, рождались невероятные формы глифа, выходящие за пределы любого единичного ума. Она слышала, как ее товарищи по заключению отваживались выражать свою надежду вслух; один шептал другому, двое шептали третьему, четвертому и пятому: Я грезил это…

Мы еще не мертвы.

И мы

НЕ

СОБИРАЕМСЯ

УМИРАТЬ.

— Ответ на как— просто делать, — сказала Кэнди. — В этом вся суть. Мы — не отдельные части. Мы — единая надежда, единая воля, единая мечта.

Абаратараба светилась, обладая теперь собственным телом, отбрасывая сотни светящихся посланий, каждое из которых тянуло за собой нить света, набрасывая ими облик глифа на фоне небес. Этот облик был еще грубым, но уже показывал масштабы замысла тех, кто собрался внизу. Несмотря на приблизительность, в хаосе чертежа чувствовалась мощь. Глиф был кораблем, созданным для того, чтобы вместить в себя все, к чему взывало желание свободы, будь то цвет, форма, знак или смысл. Какими бы несопоставимыми ни были видения, глиф привлекал их энергию для достижения своей цели.

Некоторые видения были написаны цветами, имевшими ясность мифа: их голубые оттенки были яркими, как небеса рая, а красные — краснее любой кроваво-алой любви, когда-либо расцветавшей в этом мире. Другие

были безымянными: взрывы одного цвета следовали за другим, переливы и свечения, пятна и искажения, в которых глиф находил фантомы тех форм, что раскрывали мечты своих создателей. Двуглавый топор, связанный веревками дыма; другой, схваченный потоками воды. Храм резных божеств, каждое из которых было окрашено новым неизвестным цветом, и чьи головы покрывали гирлянды подвижных растений и колючих облаков.

Кэнди чувствовала, как сквозь цвета, которые она удерживала, дует ветер, разбрасывая их, словно угли в древнем очаге, и поражалась тому, что вместе с ними уходит часть ее души, становясь не только формой ветра и огня, но и третьей формой — формой их древности.

Как и любая священная работа, эта была мимолетной и вечной одновременно. Сплетение мыслей узников напоминало ветви сновидческих деревьев; закручивающиеся молитвы отбрасывали свои прошения к любым небесам, способным придти им на помощь; крошечные искры, взявшие частицу души Кэнди для топлива, отправились искать Зажигателя всех огней, Начало всех ветров, Возлюбленного всех душ, и несли назад Его священную песнь, чтобы поднять сверкающий корабль с помощью ее музыки.

Она превратилась в созвездие; части ее души неслись в поисках Божества, а знаки ее плоти, костей и ума поднимались к управлению глифом и элегантно размещались в огромной структуре, где сходились все основные линии. Она знала, что должна сделать. Несмотря на огромный интеллект, корабль нуждался в пилоте, и этим пилотом должна была стать Кэнди.

— Леди?

Она была не одна; слева стоял Шалопуто, справа — Газза. А позади них, позади нее и перед ней — остальные создатели огромного корабля, возникавшего в центре; их общий вклад управлял последующими добавлениями, словно само их присутствие вызывало у системы судороги блаженства, превращая в восторг каждую мысль, дыхание и каплю пота.

Одна часть Кэнди — нетерпеливая, сомневающая, человеческая, — хотела, чтобы глиф скорее завершил свое создание и унес их прежде, чем сюда прибудут палачи. Но другая ее часть, более тихая и спокойная, которая вполне была готова умереть, если смерть — часть просветления, получала удовольствие от созерцания сияния в самом сердце корабля, не позволяя страху придти и похитить все, свидетелем чему она являлась.

— Все на борту, — доложил Газза.

И в эту секунду, словно по сигналу, первый слепящий разряд молнии превратил Галигали в черную пирамиду на фоне безупречно белых небес.

— О нет, — пробормотал Шалопуто. — Мы опоздали. Карга уже здесь.

ЧАСТЬ 7

Зов забвения

Пространство — Где,

Вопросы — Как,

Часы — Когда.

Сейчас — Всегда.

— Надпись на стене заброшенной лечебницы на Горгоссиуме.

Глава 61

Пропажа

— Бабушка?

Бабуля Ветошь приложила ладонь к окну металлической рубки. Хотя ее голова была склонена, Тлен видел отражение ее искаженного лица в стекле, испачканном копотью.