Адмирал Империи – 37
Шрифт:
Повисла напряженная тишина. Казалось, все участники этого импровизированного совещания затаили дыхание, пораженные внезапным признанием Хромцовой. Первым молчание нарушил Самсонов, и в его голосе явственно слышалось неприкрытое удивление пополам с нарастающим возбуждением.
— Значит, тебе все-таки удалось отнять ключ у Юзефовича и перекодировать его на себя, — нервно засмеялся Самсонов, обрадованный такому неожиданному подарку судьбы. В его сознании уже начал выстраиваться грандиозный план, как использовать полученный доступ себе на пользу. Ведь он прекрасно понимал, что получи он доступ к данному файлу и опубликуй его —
Это был бы сокрушительный удар по репутации его главного соперника. С помощью подлинного завещания он мог опорочить Грауса, выставить его лжецом и манипулятором в глазах общественности. А в нынешней нестабильной ситуации, когда лояльность подданных и так висела на волоске, это гарантированно привело бы к краху всей Коалиции…
— Однако я удивлен тому факту, что адмирал Юзефович позволил кому-либо завладеть данным файлом… — с нажимом произнес Самсонов, всем своим тоном давая понять, что ждет дополнительных объяснений. Юзефович скорее умрет, чем выпустит из рук столь важный документ. Как же Хромцовой удалось обойти его?
— Адмирала Юзефовича уже нет на этом свете, — сообщила Самсонову и Зубову, Агриппина Ивановна, пожимая плечами. Ее голос прозвучал спокойно и безразлично, словно она говорила о чем-то малозначительном. Но за этой напускной бравадой скрывалось напряжение.
Самсонов с Зубовым недоверчиво переглянулись между собой.
— Но сейчас разговор не об этом, господа… — решительно перевела тему Хромцова, поспешив вернуть диалог в конструктивное русло, пока собеседники не начали задавать лишних вопросов. — Итак, Иван Федорович, вы согласны прекратить кровопролитие и выпустить из огневого мешка мои дивизии?
Повисла гнетущая пауза. Агриппина Ивановна затаила дыхание, всем своим существом надеясь на положительный ответ. Каждая секунда ожидания казалась вечностью, нервы были натянуты до предела. От решения Самсонова сейчас зависело слишком многое — фактически, жизнь и смерть тысяч людей по обе стороны конфликта. Но диктатор не спешил с вердиктом, погрузившись в глубокую задумчивость.
— Что ж, я согласен, — после продолжительного молчания, кивнул Самсонов, для которого Завещание императора было куда ценней победы в данном, по сути, рядовом сражении. Он принял решение, тщательно взвесив все «за» и «против». В конечном итоге, стратегическая выгода от обладания секретным документом перевесила сиюминутное удовольствие от разгрома флота противника.
Ведь адмирал-регент в свое время чуть ли не задушил своего карманного премьер-министра Юлиана Шепотьева, когда тот сообщил ему о том, что выкупил свою жизнь за код доступа к Завещанию у того же самого Карла Юзефовича. Самсонов до сих пор с содроганием вспоминал тот разговор, собственную ярость и отчаяние, когда он понял, что упустил ценнейший козырь.
«– Я собственноручно отрублю твою пустую башку! — кричал тогда Иван Федорович на перепуганного министра. Его лицо побагровело от гнева, на висках вздулись вены. Казалось, он вот-вот сорвется и исполнит свою угрозу. — Чем, ты сейчас, заплатишь за свою никчемную душонку?! Завещание — это единственный документ, которым может сбросить Птолемея Грауса с шахматной доски! У меня есть новая столица — планета Санкт-Петербург-3, в моих руках маленький император Иван Константинович… — продолжал перечислять диктатор
И вот теперь, спустя время, судьба неожиданно улыбнулась ему, практически вложив желанный ключ в руки. Он совершил бы непростительную ошибку, упустив подобный шанс во второй раз. Да, сегодня придется пожертвовать тактической победой ради стратегического преимущества. Но эта жертва того стоила.
Именно поэтому адмирал-регент тут же отдал приказ командирам кораблей — прекратить преследование дивизий Хромцовой, чем сильно разозлил Демида Зубова, украв в него из-под носа победу, которую Зубов считал уже свершившимся фактом. Слова Самсонова прозвучали для молодого контр-адмирала как гром среди ясного неба, разрушив все его планы и надежды.
Демид стиснул зубы, пытаясь сдержать рвущиеся наружу эмоции. Его буквально трясло от негодования и обиды. Как мог Иван Федорович вот так запросто, одним росчерком пера перечеркнуть все его старания, за которые заплачено тысячами жизней? Неужели какие-то бумажки для него важнее реального военного успеха?
Зубов прекрасно понимал стратегическую ценность завещания императора, но сейчас, в пылу битвы, охваченный азартом погони, он видел лишь ускользающие силуэты вражеских кораблей. Эта добыча была так близка, он почти чувствовал ее жар своими ладонями. И вдруг — отбой, разворот, отступление… Демиду казалось, что его предали, лишили по праву заслуженного триумфа. Обида жгла огнем, застилала глаза.
— Не переживай, мой друг, — сказал Иван Федорович, своему молодому горячему адмиралу, заметив его состояние. Он попытался успокоить и ободрить своего протеже, понимая, что тот сейчас чувствует. — Тебе еще не раз представится возможность показать себя во всей красе в качестве командующего. Врагов у нас с тобой в данном секторе пространства огромное количество, поэтому и славных побед будет не меньше…
Самсонов говорил мягко, но с нажимом, вкладывая в каждое слово свой непререкаемый авторитет. Сейчас следовало охладить пыл молодости, направить неуемную энергию в конструктивное русло.
— Агриппина Хромцова быстро восстановит свои поредевшие «желто-черные» дивизии и очень скоро присоединится к Птолемею! — в отчаянии воскликнул Демид, всплеснув руками. Он никак не мог успокоиться, продолжал спорить, отстаивая свою точку зрения. — Мы не можем упускать шанса — разбить огромный союзный флот первого министра по частям…
Зубов понимал, что ведет безнадежный бой, что Самсонов не изменит своего решения. Но отступить, признать его правоту значило окончательно сдаться, примириться с поражением. А к этому Демид был не готов.
— Императорское Завещание важней нескольких жалких дивизий, с насмерть перепуганными экипажами, — твердо заявил Самсонов. В его голосе прорезались стальные нотки, давая понять, что это не просьба, а прямой приказ. — Не спорь со мною, я не отменю своего решения…
Иван Федорович устал от этого бессмысленного препирательства. В конце концов, именно он здесь главнокомандующий и последнее слово всегда остается за ним! Спорить дальше значило подрывать собственный авторитет, ставить под сомнение свои решения. Этого диктатор допустить не мог.