Афганский рубеж 3
Шрифт:
На улице уже стемнело, и я вышел посидеть в беседке. Сергей Владимирович вернулся в третий раз и присел рядом.
— Сань, ну напиши ты «Объяснительная». Каждый раз меня этот хмырь из командования армией тыкает носом в этот заголовок.
— Я себя виновным не считаю, Сергей Владимирович. Можете меня наказать.
— Да брось ты! Я б тебя к звезде представил, будь моя воля. А чего не похвалился, что это ты сбил вертолёт?
— Я не сбивал.
— Ага. Ты мне ещё расскажи, что у тебя на объективном контроле ничего не записалось. И «Сигары» ты
Всё он понимает и знает. Так что слова здесь лишние. Кислицын докурил сигарету и встал со скамейки.
— 15 человек там полегли. Ещё 5 у пехоты. Раненных ещё не посчитали. Стоило оно того? — спросил Сергей Владимирович.
Странно такое слышать от замполита. Но Кислицын — мужик прямой, и от политработника в нём одно название.
— Выпусти мы духов, и через полгода они бы вернулись. И оружия у них было бы навалом. И самих душманов в разы больше, — ответил я.
— А Масуда не нашли. Говорят, что скрылся где-то в районе Гардеза или Газни.
— Получается, что победа оказалась с лёгким привкусом неудачи. И не факт, что всё закончилось.
Кислицын кивнул и глубоко вздохнул.
— Завтра будет проводиться разбирательство. Тебя вызывают к командующему. Лично будет допрашивать.
Глава 4
Обычное утро в Афганистане вновь началось с наших непоняток. У кого-то пропали тапки, кто-то погибал от невозможности попасть в туалет, а кто-то уже искупался и довольный ждал завтрака. Я и сам не собирался посыпать голову пеплом.
Определённая собранность перед встречей с командованием всегда присутствует. Нужно и выглядеть опрятно, и вести себя подобающе. Но никогда мне так не хотелось высказать всё, что я думаю по поводу проведения операции.
— Саныч, давай с тобой пойду. Ну вместе же летали, — сказал мне Ваня Васюлевич, когда я надевал куртку чистого лётного комбинезона.
Он аккуратно трогал свою родинку рядом с ухом. Я заметил, что Ваня имел такую привычку постоянно проверять её целостность.
Пришлось у местных вертолётчиков взять обмундирование, чтобы хорошо выглядеть на экзекуции. Мой комбинезон весь белый от высохшего пота. Да и вид его совсем плох.
— Не надо. Тебя не звали? Так что «кури бамбук». А я пойду «обкашливать» проблему с командованием.
— А хороший тебе дали комбез! Голубой, лёгкий! — заметил Юрис, осмотрев меня со стороны.
— Да. Я бы в таком не летал. Жалко. Ну, будьте все здоровы! Пойду, пообщаюсь, — махнул подчинённым и направился к машине.
Разговор должен был состояться в штабе 77й мотострелковой бригады. Туда утром прибыли ещё какие-то важные люди. В том числе и из Москвы кто-то прилетел. Понятно, что инцидент серьёзный и требует разбирательства.
Особенно интересен момент с атакой вертолётами позиций Сопина. По факту она не произошла только по причине нашего перехвата вертолёта «Кобра». А вообще, комиссия разберётся. Голову ломать не стоит.
— Сань, а ты чего такой красивый? —
Ефима Петровича, естественно, тоже вызвали на разбирательство. Он выглядел весьма бодро. Как будто в Джелалабад едем закупаться в дуканах!
— Ну хоть за форму одежды выговор не получу, — ответил я.
— Ага! На моей памяти я тебе их штук 20 объявлял. Давай на обратном пути в дукан заедем?
Верная у меня мысль промелькнула про магазины.
— Предполагаете, что возможности больше не будет? — уточнил я.
— Верно мыслишь, — похлопал меня по плечу Ефим Петрович и дал команду садиться в УАЗ.
Дорога до штаба заняла немало времени. Я успел обсудить с комэска вчерашние события и получить несколько советов.
— Стой. Кивай. Авось пронесёт, — сказал Ефим Петрович, когда мы проехали через КПП бригады.
— Не самая лучшая линия защиты.
— Ты бы ещё адвоката привлёк. Тут в дело уже и Министерство иностранных дел вмешалось. Раньше как-то не замечали дипломаты, что с Пакистана постоянно идут и караваны с оружием, и их спецназ прикрывает духов. А про их истребители я и вовсе молчу. Вчера с командиром 236го полка разговаривал. Оказывается, его тоже вызвали сегодня на разговор.
Енотаев объяснил, что на вылет в район границы истребителям долго не давали команду. Всё анализировали и проверяли. В итоге командир 236го полка с Баграма сам отдал приказ лететь. В итоге пакистанцы заявили о «непрофессиональных действиях» наших лётчиков.
— Настолько наши себя «плохо» вели? — картинно удивился я.
— Пакистанцы из-за отказа чего-то там потеряли самолёт. Лётчик катапультировался. Наши виноваты.
— Логика железная, — ответил я.
Через пару минут мы шли по коридору в кабинет к командиру бригады. Там уже собрались все важные гости. Время нашего вызова ещё не наступило. Но из кабинета уже были слышны громкие разговоры и удары по столу.
— Эмоционально, — заметил я.
— Ещё бы! Ты вчера не видел командующего 40й армией. Ему похоже только Брежнев не звонил. Генерал был алый от злости. Пару раз врачей вызывали, чтоб накапать успокоительного.
В такой ситуации злорадствовать не стоит. Столь нервная ситуация может и навредить здоровью командующего.
Дверь в кабинет открылась, и оттуда показалась статная фигура человека в лётном комбинезоне.
— Протокольщики! — выругался он, захлопнув дверь. — Ефим Петрович, категорически приветствую вас!
Вышедший из кабинета был плечистым, мускулистым, с огромными ладонями, но невероятно добрыми глазами.
— Алексеевич, тебя уже отпустили? — спросил Енотаев.
— Да что они мне сделают, ребя! Дальше фронта не пошлют. А это твой казак?
Протянул мне руку Алексеевич, и я пожал её. Крепкий он мужик! Енотаев кивнул в знак утвердительного ответа.
— Полковник Томин Валерий Алексеевич. Как звать, парень?
— Лейтенант Клюковкин.
— Фамилия-то какая! Ну, будь здоров, ребя! — похлопал меня по плечу Томин и пошёл к выходу.