Афганский рубеж 4
Шрифт:
Одно меня радует, что я хотя бы заместитель командира и мне будет с кем работать в направлении наведения порядка. А именно это и было обозначено моей основной задачей, когда я представился командиру полка в Кандагаре.
По его взгляду мне показалось, что он меня готов перекрестить, если б не был атеистом.
— Пролетаем Калат. Вчера отсюда Ми-24 обстреляли. Будьте начеку, когда сами начнёте летать, — подошёл ко мне бортовой техник, отлучившийся из кабины экипажа на перекур.
— А что в Шахджое не знают об этом? — громко спросил я.
— Могут
Пока молодой лейтенант «дымил» рядом с иллюминатором, я начал представлять свой первый «рабочий» день в Шахджое. По словам инструктировавшего меня командира полка, забот выше крыши. А ещё строго предупредил, что через месяц-два я с комэска жду комиссию.
У меня сложилось впечатление, что командование в Кандагаре со своими подчинёнными не общается совсем.
Прошло немного времени, и вертолёт начал заходить на посадку. В иллюминаторе показались серо-жёлтые холмы, окружавшие небольшой гарнизон Шахджой. Городок сверху выглядел как кишлак — те же дома из глины, накрытые шифером. Заметны несколько модулей на стадии строительства и стоянка спецтехники недалеко от вертолётов. Даже пожарный ЗиЛ присутствует.
Вертолёт начал сбрасывать скорость. Уже можно разглядеть расположение частей спецназа и ВДВ, живущих в основном в палатках. Виден плац и импровизированный спортгородок. Не так уж всё здесь и плохо.
Ми-8 завис над грунтовой полосой и медленно приземлился на три стойки. Бортач вышел из кабины и пошёл открывать сдвижную дверь. Пока я благодарил экипаж за «доставку», к вертолёту подбежали несколько человек, чтобы забрать несколько ящиков.
Я пожал руку бортовому технику и спрыгнул вниз. Только я отошёл на несколько шагов, как Ми-8 взмыл вверх и занял курс в направлении Газни.
Когда пылевое облако осело, мне открылся вид на гарнизон Шахджой. Очертания глиняных домов скрывались в песке, нагоняемым слабым ветром. Пройдя несколько шагов, я погрузился по щиколотку в песок. Ступил, что называется, в этот сугроб сухой пыли.
— Афганская пыль везде одинаковая, — произнёс я про себя, поправил фуражку, смахнул пыль с кожаной куртки и пошёл в сторону городка.
Слева тихо и мирно стояли Ми-24 и Ми-8. Лопасти слегка покачиваются на ветру, а между бортами устало ходил часовой с автоматом. Ещё один стоит под караульным грибком сразу за вертолётами. И как-то уж совсем странно, что никто из техсостава не работает на машинах. Ни обслуживания, ни подготовки к вылетам. Как будто задач перед эскадрильей никто не ставил никаких на сегодня.
Где-то в глубине гарнизона слышен гул моторов. Начали проверять «боевые колесницы» десантники и спецназовцы.
На первый взгляд не так уж всё и плохо. Дорожки выложены из металлических плит К-1Д или камней. Кое-где разложены доски. Видимо в местах, где наибольшая грязь. Система туалетов, как и на любом аэродроме — либо старый кунг, либо сколоченный из досок сортир. Главное, что запах везде соответствующий. Одно насторожило — слишком уж керосином запахло, когда я прошёл мимо одного из
Пройдя несколько шагов, заметил приближающегося ко мне паренька в шлемофоне и технической демисезонке на голое тело. Не идёт, а рисует синусоиду. Да такую, что амплитуда не поддаётся никакому замеру. Увидев меня, он выполнил подобие боевого разворота и чуть было не попал в левое вращение.
— Ко мне, орёл горный, — спокойно сказал я.
Паренёк застегнул куртку и подошёл ко мне строевым шагом. Далось это ему нелегко. Вестибулярка у него совсем отключилась.
— Млад… серж… ик… Гавриков, товарищ… а, я вас не знаю, но фуражка у вас серьёзная.
Видимо, это один из техников моей эскадрильи. У них доступ к спирту есть постоянный. Только запах от Гаврикова был несколько иной.
— Майор Клюковкин, замкомэска 6-й эскадрильи. Где так налакался, гаврик? — удержал я младшего сержанта от падения, схватив за воротник куртки.
— Это всё вер… вер… верблююю… — произнёс Гавриков и резко ушёл в сторону, не справившись с тошнотой.
В этот момент у него из кармана выпала фляга. Ёмкость оказалась пустой. Открыв крышку, я ощутил запах не спирта, а другого пойла.
И да, верблюжья колючка в его ингредиентах тоже присутствует.
— Кто ж тебя надоумил солдатский сидр приготовить? Спирта мало в эскадрилье? — спросил я.
— Эфтаназии… ик… безобразия… ой! Разнообразия захотелось, товарищ майор, — ответил Гавриков.
— Понятно. Где командир эскадрильи?
— Ему плохо.
Блин, неужели и комэска ещё подшофе?! Бардак полнейший.
— В смысле, он болеет. В Кабуле. Или в Ташкенте, я не помню, товарищ майор.
Тут у меня в голове будто загорелась лампочка. Кусочки пазла собрались в картину под названием «задница».
Пока Гавриков с развязанным языком, можно было с ним поговорить откровенно. Выдал мне парнишка всё. Оказывается, комэска сюда был назначен, но пробыл в Шахджое всего неделю. Благополучно получил ранение в бытовой обстановке и убыл в госпиталь.
Обстоятельства ранения уточнять я не стал. Разницы нет, отчего свалил комэска. Теперь я исполняю его обязанности. И что-то мне подсказывает, буду я это делать очень долго.
— Ну, тогда пошли. Устрою тебе разнообразие. Где баня?
Термокомплекс оказался совсем рядом. Чуть ближе, чем штаб эскадрильи, который мне показал младший сержант. Сам Гавриков плёлся за мной и рассказывал всё самое интересное, что есть в гарнизоне.
— Вылетов почему нет? — спросил я, когда мы подошли к строению из бомботары.
— Товарищ майор, так погоды нет на перевалах. Вот никто и не летит.
Я повернулся в сторону гор и прекрасно разглядел вершины. Обернулся назад и посмотрел на вытянутый хребет Сургар. Ситуация аналогичная.
— А керосин?
— Хватает.
Гавриков стоял и вращался на месте с небольшой амплитудой. Пока информации достаточно.
— Живо под холодную воду. Через полчаса с замом по ИАС ко мне. Время пошло, — сказал я и пошёл в направлении штабного домика.