Агасфер (Вечный Жид) (том 1)

Сэ Эжен

– Не говори так... все очень просто...

– Ну, ладно... я тебе отплачу потом, запишу на счет... А пока ты, наверно, с ним увидишься не позже завтрашнего дня...

– Дорогой мой брат... так и он вернулся!
– воскликнул кузнец.
– Ну вот и скажите после этого, что нет особенных счастливых дней! Да как вы его встретили, батюшка?

– Вот как: "вы"!.. Все еще "вы"?.. Уж не думаешь ли ты, что раз пишешь стихи, так уж стал слишком важным барином, чтобы быть на "ты" с отцом?

–

Батюшка!

– Нет, брат, тебе придется много раз сказать мне "ты" да "тебя", чтобы я наверстал их за восемнадцать лет... Что касается Габриеля, я сейчас тебе расскажу, где мы его встретили, потому что если ты рассчитываешь спать, то ты очень ошибаешься: я лягу с тобой, и мы еще поболтаем... Угрюм ляжет у дверей этой комнаты... он уже сыздавна привык охранять девочек...

– Господи, я просто сегодня совсем потеряла голову... но сию минуту... Если ты и барышни хотите покушать, Агриколь сейчас сбегает в трактир...

– Хотите, детки?

– Нет, благодарим, Дагобер: мы так радостно взволнованы, что не можем есть.

– Ну, а уж сахарной-то воды горячей с вином вы выпить должны, чтобы согреться; к несчастью, ничего другого у меня нет, - прибавила Франсуаза.

– Вот что, Франсуаза; бедные девочки устали, уложи-ка их... А я пойду к сыну... Завтра же, рано утром, пока Роза и Бланш спят, я приду поболтать с тобой, чтобы дать отдых Агриколю!

В это время в дверь кто-то сильно постучался.

– Это, верно, добрая Горбунья пришла справиться, не нужна ли нам ее помощь, - сказал Агриколь.

– Да, мне кажется, она была здесь, когда они пришли, - сказала Франсуаза.

– А ведь и правда! Боялась, верно, помешать нам, бедняжка, незаметно исчезла... Ведь она так скромна... Но она не стучит так громко.

– Взгляни же, кто это, - заметила Франсуаза.

Но прежде чем кузнец подошел к двери, она отворилась, и в комнату вошел прилично одетый, почтенной наружности господин; он сделал несколько шагов вперед и быстро огляделся кругом, остановив на минуту взгляд на девушках.

– Позвольте вам заметить, месье, - сказал ему, идя навстречу, Агриколь, - что раз вы постучали, то недурно бы подождать, пока вам позволят войти... Что вам угодно?

– Извините меня, пожалуйста, - очень вежливо отвечал господин, медленно растягивая слова, быть может, для того, чтобы дольше оставаться в комнате, - тысячу извинений... мне очень совестно... я в отчаянии от своей нескромности...

– Ну, дальше, месье, - с нетерпением прервал его кузнец.
– Что вам угодно?

– Здесь живет мадемуазель Соливо, горбатая швея?

– Нет, господин, она живет выше, - отвечал Агриколь.

– Ах, месье!
– начал снова раскланиваться и извиняться вежливый посетитель, - как мне совестно за мою неловкость... Я пришел к

этой швее с предложением работы от одной почтенной особы...

– Теперь слишком поздно, - заметил с удивлением Агриколь, - девушка эта, верно, уже спит... Впрочем, она наша добрая знакомая, и я могу предложить вам прийти завтра...

– Итак, милостивый государь, позвольте повторить мои извинения...

– Хорошо, месье!
– отвечал Агриколь, делая шаг к двери.

– Я прошу и вас... принять уверения...

– Знаете, месье, если вы будете так тянуть ваши извинения, то вам придется снова извиняться за их бесконечность... эдак и конца не будет.

При этих словах Агриколя, вызвавших улыбку на устах молодых девушек, Дагобер начал горделиво крутить свои усы...

– Экой умница-парень, - шепнул он своей жене, - тебе-то это, конечно, не в диковинку, ты привыкла!

Между тем церемонный господин вышел, наконец, из комнаты, окинув напоследок внимательным взором и сестер, и Агриколя, и Дагобера.

Через несколько минут, пока Франсуаза, разложив для себя на полу матрац, застлала чистым бельем постель для сирот и стала укладывать девушек с истинно материнской заботливостью, Агриколь с отцом поднимались в мансарду кузнеца.

В то время, когда Агриколь, освещая дорогу, проходил наверх мимо двери Горбуньи, та, скрываясь в тени, быстро шепнула ему:

– Агриколь, тебе грозит большая опасность, нам необходимо переговорить...

Хотя это было сказано так поспешно и так тихо, что Дагобер ничего не слыхал, но внезапная остановка вздрогнувшего от удивления Агриколя обратила его внимание.

– Что такое, сынок, что случилось?

– Ничего, батюшка... Я только боялся, что тебе темно.

– Будь спокоен... Сегодня у меня ноги и глаза пятнадцатилетнего сорванца.

И, не замечая озадаченного лица сына, солдат взошел в маленькую мансарду, где они должны были ночевать.

Выйдя из дома, где он искал в квартире жены Дагобера швею, вежливый господин поспешно направился в конец улицы Бриз-Миш. Он подошел к фиакру, стоявшему на маленькой площади у монастыря Сен-Мерри.

В глубине фиакра сидел закутанный в шубу Роден.

– Ну что?
– спросил он.

– Обе девушки и человек с седыми усами вошли к Франсуазе Бодуэн, ответил тот.
– Прежде чем постучаться, я несколько минут подслушивал у дверей; девушки ночуют сегодня в комнате Франсуазы, старик с седыми усами ляжет у кузнеца.

– Отлично!
– сказал Роден.

– Я не смел настаивать сегодня на свидании с Горбуньей, чтобы поговорить о Королеве вакханок. Завтра я пойду к ней, чтобы узнать, какое впечатление на нее произвело письмо, полученное сегодня по почте, относительно молодого кузнеца.