Агент Их Величеств. Часть 2
Шрифт:
– Даже глаза было не закрыть. – Крейн скривился, утирая пот со лба грязным платком. – Все мышцы стали как желе; я, например, даже языком пошевелить не мог... Этот тип, ну, Тренч, вышел на середину Пятачка. Как какой-нибудь актёр на подмостки, мать его... А потом в воздухе рядом с ним появилось такое чёрное кольцо...
– Открылся блиц-коридор. – Инквизитор, поморщившись, махнула рукой. – Самый обычный блиц, ничего необычного. И когда он закрылся, на месте точки выхода стоял ящик. Просто здоровенный сосновый ящик, безо всяких изысков; в таких перевозят мебель. Кажется, на нём даже была почтовая бирка, только я не сумела её разглядеть на таком расстоянии, да и скрывающее
– Вы узнали пленников Тренча?
– Мгновенно. Роберт Фолт довольно известная в нашем городе личность, а уж про Рене Коффера я вообще молчу. Хотя он больше по части жандармерии, пару раз Косой Рене мелькал и в бумагах Оливковой Ветви. Торговля «серыми» артефактами. О, ничего серьёзного: колдовские охотничьи «манки», кинетические щиты, амулеты-кондиционеры – в таком духе. Но вы же знаете, как Инквизиция относится к подобным торговым операциям.
– Болезненно относится. – Следователь кивнул. – Но давайте вернёмся к Фолту и Кофферу. Что было дальше?
– Дальше? – Леди Кранц рассеяно потёрла лоб тонкими бледными пальцами. – Дальше этот Тренч достал из кармана инжектор для внутримышечных вливаний, ткнул им в шеи пленных – сперва Коффеа, потом Фолта – улыбнулся, и освободил пленников от пут. Просто шевельнул пальцем, и цепи с наручниками и прочей дребеденью упали на землю, буквально рассыпавшись в серый порошок. А потом... – инквизитор запнулась; её лицо нервно дёргалось.
В мансарде на миг повисла тяжёлая душная тишина, подкрашенная гудящим в буржуйках огнём в адский оранжевый цвет. За столом все молчали; напряжение достигло критической точки. Судя по всему, никто из присутствующих не хотел продолжать рассказ.
И тогда очнулся судья Коваль.
Очнулся он в несколько итераций: издав ряд звуков физиологического характера, которые, в общем-то, не принято издавать не только за столом, но и в приличном обществе вообще, судья открыл правый глаз, закрыл его, потом открыл левый, а затем неожиданно резко выпрямившись, сел. Сидел Коваль при этом почти ровно, только его тяжёлая круглая голова, похожая на слегка помятый футбольный мяч из тех, что дети набивают травой и листьями, дабы сыграть если не в футбол, то хотя бы в «три квадрата» чуть кренилась в сторону, слегка покачиваясь, будто судья ехидно кивал в никуда: «ну-ну, поговорите мне тут, бездельники…»
– Дождь, – буркнул Коваль, – недовольно морщась. – И снег. Ветер как в феврале. А эти. Натопили тут. Мышами воняет.
Судья икнул, провёл ладонью по лицу, словно пытаясь разгладить складки, которыми время и жареный на углях бекон избороздили его одутловатые щёки, поматерно выругался шёпотом, и, схватив бутылку, сделал несколько добрых глотков. Коньяк уходил в Коваля точно вода в губку.
– Она. – Оторвавшись от бутылки, судья ткнул коротким волосатым пальцем в съёжившуюся инквизиторшу. – Пять лет младшим дознавателем, потом ещё три – старшим. А он, – палец метнулся в сторону главного жандарма, – в допросной. Всё сам закупал, всё сам оборудовал. Щипцы, иголки, костоломные молотки, ха-ха! А теперь оба сидят, и делают вид, что они балерины. Что они – гимназистки. Монашки-девственницы. Тьфуй. Из грязи есть восстал, и в грязь уйдёшь...
Коваль сплюнул на пол, зашвырнул пустую бутылку куда-то в угол, где та с глухим звоном разбилась, и, уронив голову в тарелку, опять уснул. Это произошло мгновенно и безо всякого перехода, точно судью выключили.
– Да, – сказала леди Кранц после
– Вы имеете представление, что могло быть в инжекторе? Хотя бы догадки?
– Да. – Инквизитор коротко кивнула. – Есть один декокт – я даже не имею права произносить его название. Если судить по описанию в книгах, он действует именно так: вызывает выброс того, что алхимики древности называли «дикими гуморами», приводя человека в состояние чистой незамутнённой ярости. При этом сознание покидает жертву декокта – я имею в виду, навсегда. Лобные доли мозга буквально сгорают, и человек превращается в бесноватое животное. В своё время были... ценители, скажем так, которые давали приговорённым к смерти этот препарат, после чего выпускали их на арену. Делались ставки, кто дольше протянет, но и без ставок любителей подобных зрелищ хватало всегда. Однако в специальной литературе для служебного пользования сказано, что сам секрет изготовления этой алхимической дряни был уничтожен, изъят, зачищен и в настоящее время остался только в скрипториях Серого Ордена.
«Опять, – подумал Фигаро, – опять «крысы». Ох, не к добру это, не к добру... Сбрендивший агент Ордена вышедший из-под контроля был бы крайне, невероятно опасен. Однако выслушаем историю до конца»
– После... хм... битвы Фолт с Рене просто остались лежать там... Снег стал красным от крови, а тела этих двоих ещё дёргались, точно они пытались подобраться друг к другу. Зрелище на самом деле жуткое, в допросных такого не увидишь. Что допросная? – Инквизитор махнула рукой. – Иголочки, растворчики, зажимчики, заклятья, много тонких, аккуратных манипуляций, чтобы, упаси Святый Эфир, не нанести здоровью заключённого непоправимого ущерба. Больно, но изящно. Скорее, операция, нежели грубое избиение ногами, как в жандармерии.
– Вы, госпожа Кранц, на жандармерию-то бочку не катите особо. – Хорт насупился, явно задетый за живое. – Мы тоже не лыком шиты, и в допросных комнатах у нас люди не помирают. Методы у нас, конечно, другие, не спорю. Например, берете носок – простой носок, главное, чтобы крепкий – и наполняете его сухим песком...
– Так, стоп! – Фигаро раздражённо махнул рукой, поймав себя на том, что жест получился ну вот совершенно мерлиновский. – Про методы допроса я знаю не меньше вашего. Все начитаны, все умные, все тут не танцами на жизнь зарабатываем. Фолт с Рене закончили драться. Что было дальше?
– Тренч снял экранирующее заклятье. А потом и все сдерживающие нас колдовские путы – мы буквально шлёпнулись на землю. Голова у меня ещё кружилась, но я почувствовала, что вполне могу колдовать. Даже проверила заклятья «на пальцах» – все были на месте. А Тренч усмехнулся и пригрозил мне пальцем. Знаете, так строго, и, в то же время, с весёлой хитрецой: мол, только попробуй, сразу по заднице схлопочешь. Поэтому я больше не пыталась. Как ни крути, но я по сравнению с ним была просто ребёнком. Тренч бы убил нас всех, взмахнув рукой, тем более что на мне не было ни одного защитного заклинания.