Агент Их Величеств. Часть 2
Шрифт:
Приближаться к ящику было не запрещено, однако пытаться каким-то образом проникнуть внутрь не рискнул бы даже Безбашенный Мухля после литра водки. И дело было вовсе не в угрозах со стороны Тренча – их как раз не было. Дело было в самом ящике и той жуткой ауре, что окутывала его: недели не прошло, а ночами у костра контрабандисты уже рассказывали друг другу шёпотом истории, от которых кровь стыла в жилах. Говорили, что от Ящика веет продирающим до костей холодом, что внутри что-то странно жужжит и тренькает, точно часовой механизм, что если прикоснуться к Ящику хотя бы пальцем, то он непременно явится к тебе во снах, где поймает и увезёт в кромешный мрачный ужас, что ночами часто можно увидеть странные тени, кружащие над его крышей, а днём из Ящика порой
Но это всё были байки, россказни и придумки. Реальность, если описать её максимально сжато, была такова: Ящик летал, в него мог зайти только Тренч (и заходил каждый вечер, около восьми), и от Ящика воняло.
Чаще всего от Ящика несло невообразимой смесью какой-то жуткой алхимии, точно за его стенками умудрилась рассупониться целая мануфактория по производству галош, красок и эмалей. В Чернополыни, бывало, пахло и похуже, так что эти запахи Тук с товарищами чаще всего, просто не замечали.
Но иногда – обычно это случалось, когда в Ящик заходил Тренч – набор запахов менялся: воздух вокруг жуткой летающей коробки наполнялся ароматами ладана, бальзамического дерева, розового масла, и ещё чего-то странно-неуловимого, древнего и таинственного. Так, порой, пахло от старинных кубков и кувшинов, которые чёрные археологи переправляли через Тука и его команду в Столицу: воистину необычные запахи, напоминавшие об усыпальницах в Долине царей и тех тёмных лавках на самых узких улочках городов Британского Египта, где продавали закопанное тысячи лет назад и ныне украденное. Тогда жужжание внутри Ящика становилось сильнее, и, если приложить ухо к его металлической стенке (такое случилось лишь однажды, и Тук, сделавший это на спор, потом долго болел) можно было услышать хриплый голос Тренча, то монотонно начитывающий заклятья, то срывающийся на быстрый, почти панический речитатив.
Окончательно убедившись, что их наниматель – малефик, демонолог и чёрный колдун, который вызывает в Ящике тварей из Преисподней, Тук и его бригада, наконец, вздохнули спокойнее. Определённость однозначно была лучше неопределённости, и теперь, когда самые худшие предположения, наконец, подтвердились, можно было не шептаться по ночам, а заниматься делом.
Хотя дел, как раз, особо, и не было: они спокойно проехали почти до самого Разлива, там свернули на юг, потом опять на восток, миновали Двуречье, перевалили Закудыкинский хребет и, оставив позади Курган, двинули на Оск. В этом городе алхимических заводов, воняющих едкими стоками рек и кривыx улочек, на которых совершенно свободно, прямо под носом у дремлющих жандармов, продавали с рук «синюю пыль», Тренч опять остановил поезд (правда, на этот раз всего на пару дней). Колдун покупал всё то же: коробки с алхимическими реактивами и медицинское оборудование, пока Тук и его люди, блюя по ночам от ужасающего воздуха, что, казалось, наполовину состоял из алхимических выбросов, пытались как-то скоротать время в местных забегаловках. Однако в первый же день случился конфуз: Мелкий Фадж, решив выпить что-нибудь покрепче местного пива – мутной бурды с привкусом ржавчины – заказал себе наливки. Наливка оказалась на удивление хороша, и была с удовольствием распита Фаджем и Туком, после чего Тук три часа пускал слюни на полу, содрогаясь на карусели забавных видений, разматывающих его сознание на кусочки, пока Мелкий Фадж, раздевшись догола, пытался спрыгнуть с крыши сарая (утром он так и не смог объяснить, зачем). Что самое паскудное, спросить с хозяина разливочной не было никакой возможности: во-первых, его крышевали очень и очень серьёзные люди, а, во-вторых, о том, что любое спиртное в Оске содержит «присадки» не знали только приезжие, которых здесь, на чужой территории, не жаловали.
Поэтому до самого отъезда Тук и его люди пили исключительно ключевую воду, и ту только из личных запасов. Они с огромным облегчением покинули этот город, пропахший ржавчиной и токсичными отходами, где в переулках под ногами хрустели битые шприцы, в узких дворах-колодцах гремели раскаты истерического
Через Калачи, через Татар, через Чан, всё восточнее и восточнее. Погода портилась; с неба срывалась морось вперемешку с мокрым снегом; дорога под колёсами фургонов постепенно исчезала, превращаясь в липкую вязкую грязь, а местность, по которой ехал поезд, становилась всё более гористой. Тренч до последнего выбирал путь, проходивший по чему-то хотя бы отдалённо похожему на дороги, но, в конце концов, настал момент, когда дороги закончились, и начался лес.
Вот тут-то Туку и его бригаде пришлось выложиться по полной: здешние леса даже близко не стояли рядом с чернополынскими. Под ногами хрустела каменная крошка, со склонов падали камни и стекали целые ручьи жидкой глины, пробираться пришлось через лютые буреломы, а с низкого серого неба постоянно срывался дождь. От холода спасали непромокаемые куртки и штаны на меху, которые заблаговременно приобрёл Тренч, но от грязи не спасало ничего, и вечерами на привалах Тук, матерясь, буквально сбивал с себя целые пласты земли и прилипшего дёрна. Вымыться было негде, и к концу пятого дня от контрабандистов несло, как от старых боровов.
И вот, на седьмой день, когда Тук, кряхтя и размазывая по лицу дождь пополам с жидкой глиной, распиливал мотопилой очередной древесный ствол, мешавший поезду двигаться дальше, из фургона вышел Тренч, и, закурив тонкую сигаретку, небрежно бросил в никуда (на контрабандистов он даже не посмотрел):
– Прибыли. Разбиваем лагерь. Сутки даю на отдых, после чего начинаем копать.
Копать оказалось в десять раз хуже, чем ехать через лес. Столкнувшись на пути с непреодолимым препятствием его, хотя бы теоретически, можно было объехать. Раскопки подразумевали строго заданную точку на земле, где Тренч воткнул меж двух камней палку, и сказал «копать здесь».
Копали кайлами, ломами, кирками, лопатами и вёдрами, на ходу укрепляя досками стены ямы-колодца, постоянно норовившие осыпаться. И, что самое худшее, без какой-либо колдовской помощи. Когда они пробирались по лесу, колдун частенько помогал ребятам Тука, мановением руки убирая с пути огромные упавшие стволы, взрывая в крошку лежащие на дороге булыжники, наводя над быстрыми горными реками переправы из чего-то, похожего на полупрозрачное стекло, а однажды буквально расплавил скалу, которую контрабандисты уже было собирались объезжать, превратив камень в небольшое море жидкого шлака.
Однако при раскопках Тук колдовство не использовал. Также было запрещено использование взрывчатки. «Только вручную, и очень, очень осторожно», сказал Тренч таким тоном, что все мгновенно поняли, какая именно судьба ждёт тех, кто посягнёт на запрет.
Но вот шла уже вторая неделя, яма в центре густо поросшей мхом и колючим подлеском поляны углубилась почти на три человеческих роста, а раскопки всё продолжались.
Да, теперь Тук и сам видел, что когда-то, давным-давно, здесь копали: высверлили чем-то вроде парового бурава огромную дыру в земле, навалили сверху валунов, глины, да так и оставили, справедливо полагая, что ни одной живой душе не придёт в голову искать потаённую ухоронку в гуще неприветливого леса. Кто-то очень, очень давно, видать, спрятал здесь что-то, знать бы только, кто и что... Хотя чего тут думать, размышлял Тук: их наниматель колдун, и колдун, сразу видно, непростой. А, стало быть, что-то такое эдакое колдунское в этой глуши и зарыто; может, вообще такое, о чём тебе лучше не знать вовсе – крепче спать будешь.
К счастью, их хотя бы не донимали Другие, которыми, без сомнения, кишели здешние леса; чащобная нечисть крутилась поблизости, но приблизиться не решалась, то ли чуя сильного колдуна, то ли амулеты, а, может быть, их пугал Чёрный Ящик, кто знает. Но всё равно ночами контрабандисты жались к костру, опасливо поглядывая в ночную темноту, где мелькали полупрозрачные тени, вспыхивали, время от времени, алые уголья глаз, или раздавался тяжёлый утробный рык чего-то большого и, наверняка, голодного.