Агент Их Величеств. Часть 2
Шрифт:
– ...На-а-а-а-а-ава-а-а-а-а-али-и-и-и-ись! Все вместе! Ай-на!
Колесо телеги с грязью, глиной и камнями чуть подалось вверх, скрипнуло... и опустилось назад, погрузившись в липкую жижу ещё на пару вершков. Тук выругался так, что даже у Старого Фомы покраснели уши, в сердцах швырнул на землю лом, сел на камень и закурил. К бесу всё, пусть Тренч вытаскивает. Он тут колдун, а мы люди маленькие.
Но бригадир видел, что его люди находятся, мягко говоря, не в форме: серые лица, шатающаяся походка, подкашивающиеся ноги и это одинаковое выражение полнейшего безразличия на лицах. Всем им был нужен отдых; не просто ночной
«Хотя какой автоматон здесь выдержит, – с тоской подумал Тук, – в грязи завязнет, в воде захлебнётся... О, дьявол: вода! Надо качать помпу; если выкопанную яму зальёт, если стенки опять посыплются, если просядет свод из брусьев, на котором кое-как прилепили ручную лебёдку... Проклятый лес, проклятые камни, проклятые сосны, похожие на огрызки костей, проклятая вода, которая, кажется, льётся здесь отовсюду, проклятый Тренч...»
– Господин Тук, какие-то проблемы?
Бригадир медленно обернулся, не выпуская изо рта сигареты, и покосился на колдуна, который, как всегда, подлетел по воздуху, точно какой-нибудь призрак, и теперь висел в полуфуте от земли рядом с камнем, на котором устроился контрабандист. Тренч был одет в тяжелый серый плащ с горностаевой опушкой, тёплую бобровую шапку и высокие сапоги. Под плащом угадывалась алхимическая роба повышенной защиты, которую колдун в последние несколько дней носил не снимая.
И, разумеется, на Тренче не было ни единого пятнышка грязи.
«Хренов франт, – пронеслось в голове у Тука, – и вот перед кем ты здесь красуешься? Перед комарами?»
Но вслух сказал:
– Господин Тренч, тута такое дело... в общем, ребята уже на ногах не стоят. Как их не пинай, как ни ори – толку не будет. Доплаты не просим; дайте просто пару дней отоспаться, да начаруйте бочонок водки. И мы продолжим, зуб даю.
– Вы уже дошли до красной глины? – голос колдуна, как и его лицо, не выражали ровным счётом ничего.
– Ась? А, да, дошли. Сейчас как раз её и вымаем. Но это, сами знаете, всё равно, что замазку копать... И вот ещё, – он кивнул на застрявшую в грязи телегу, – колесо, в душу его мать... Подсобите, а?
Тренч, даже не повернув головы, едва заметно шевельнул пальцем, и телега, мягко взлетев в воздух, аккуратно опустилась на относительно сухой пятачок земли, при этом лошадь, похоже, уже привыкшая ко всему на свете, даже не дёрнула ухом. Тук перевёл дух; похоже, сегодня колдун пребывал в хорошем расположении духа.
– Продолжайте работать. – Тренч затянулся сигареткой и выпустил в холодный влажный воздух едва заметное облачко дыма. Теперь Тук заметил, что капли дождя как бы огибают колдуна, словно того окутывал прозрачный водоотталкивающий кокон. – Сегодня закончите раньше, а завтра посмотрим, что можно придумать с выходными. Я сверюсь... со своим графиком.
И он ушёл, точнее, уплыл, словно облачко серого дыма, гонимое холодным ветром, что с утра заметно окреп, и теперь даже здесь в чаще леса, налетал холодными мокрыми порывами, яростно трепля верхушки чахлых сосен и с оттяжкой шлёпая по лицу.
Только сейчас Тук понял, как он замёрз. Куртка больше не справлялась; липкая влага, казалось, пропитала всю одежду до самого исподнего. Кожа, раскрасневшись,
«К дьяволу, – подумал он, – хватит на сегодня. «Заканчиваем раньше» – дык это может значить, «заканчиваем прямо сейчас». Сейчас протопим большой фургон хорошенько, высушим одежду, выпьем водки, а потом сразу спать. А то какая ж это работа, ежели ноги не держат...»
Виктор Тренч повернул ключ в замочной скважине и некоторое время слушал, как сложный механизм выкручивает притяжные болты, отключая герметизацию входной двери. Вентиль чуть повернулся; чмокнули уплотнители, и дверь приоткрылась, обдав колдуна волной ледяного воздуха в котором запах спирта мешался с запахами дезинфицирующих аэрозолей.
Он вздохнул, прочистил горло, и шагнул во тьму, что уже давно ожидала его внутри, не забыв, разумеется, запечатать за собой входной люк.
В маленьком тамбуре Тренч быстро разделся донага, сложил одежду в мешок на застёжке, и, спрятав его в тумбочке, облачился в тонкий белый халат из материала похожего на легкий полупрозрачный целлулоид. Сетка на волосы, марлевая повязка, прикрывающая нос и рот, тонкие прорезиненные перчатки. Рычаг с надписью «Санобработка» – рывком на себя.
Ожидая, пока убивающий любую патогенную микрофлору раствор, шипя, вырывается из потолочных форсунок, а часовой механизм, тикая, отмеряет время процедуры дезинфекции, Тренч, медленно и глубоко дышал, считая до пятидесяти пяти. Ему предстояла работа, ошибки в этой работе были недопустимы, поэтому нужно было успокоить мятущееся сознание.
Вот только сознание никак не желало успокаиваться; Тренча била дрожь, и дело было не только в холоде, что царил в медицинском контейнере.
Шипение, наконец, прекратилось, и дверь-гармошка отъехала в сторону, пропуская колдуна в главный медбокс.
Тьма и маленькие алые лампы, угольями тлеющие под потолком. Запахи: озон, алхимия, карболка, спирт, кровь. И слабый, но давно пропитавший здесь каждый уголок сладковатый дух разложения.
Большая часть свободного пространства медбокса была заставлена всевозможной машинерией: аппарат искусственного дыхания, в прозрачных цилиндрах которого с мерным шипением двигались вверх-вниз хромированные поршни, центрифуги, баллоны с кислородом, цилиндры с фреоном, автоматы в которых булькали, смешиваясь, целительные яды и смертоносные лекарства, потрескивающие озонаторы, тускло поблёскивающие в дурном красном свете стеклянные банки капельниц в напольных штативах...
И огромная кровать в центре, к которой тянулись трубки, гофрированные шланги и провода, кровать, на которой среди белоснежных простыней покрытых коричневыми пятнами гноя и алыми разводами крови лежал человек.
Руки, ноги, лицо – всё замотанно бинтами в несколько слоёв, кроме пары открытых участков на груди и шее, из которых торчали катетеры, и безволосой макушки, на которой серебрилась корона тонких игл, уходивших под кожу и черепные кости. Некоторые иглы были тоненькими трубками, некоторые – электродами, а некоторые проводили модулированные особым образом эфирные импульсы, но назначение у этого прибора (впрочем, равно как и у всех остальных в этой комнате) было одно: поддерживать жизнь в куске плоти на кровати.