Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах
Шрифт:
– Слухам редко можно верить. Тебе следовало бы помнить это.
Жемчужины скатывались ласковыми дождевыми каплями по прочной нити, мягко стукались одна о другую – четыре… восемь…
– Я помню это. Так значит, твой ответ будет…
– Если ты думаешь, что я хочу увидеть Посейдона или Аполлона на троне Зевса – аэды зря воспевают твое хитроумие, племянник. Может, в моем мире от этого прибавится теней… Но не прибавится спокойствия.
–
Иногда мне кажется, что там, в Среднем Мире, взбесилась и понеслась невиданная колесница Судьбы, и под колеса ей бросается умирающая эпоха. А новая неспешно наползает позади: эпоха героев, смертных полукровок, кровь в венах которых перемешалась с ихором.
– Это началось после Персея. Нет, после смерти Медузы. Ты знаешь, что Посейдон любил ее?
Персей – первый из смертных, кому позволено было надеть мой шлем – начал это. Теперь вот герой прибил собственного дедушку, удалился в добровольное изгнание и живет себе, время от времени воюя с братцем-Дионисом, препятствуя торжествующему шествию того по Элладе; и вот уже копыта новой эпохи выстукивают другое имя – Беллерофонт…
– Любил. Любовью Владыки. Потому и взял силой.
Жеребец по-прежнему прост. Владыка? – Владыка. Значит, должна смириться. Подумаешь, овладел! А эта дурочка, понимаешь, каких-то трагедий себе напридумала, в чудовище превратилась, убивать начала, а потом ей и вовсе голову отрубили…
– Но ее смерть подстегнула его. И то, что убил ее сын Зевса…
Наверное, Посейдон посчитал это плевком в лицо от державного брата.
– Персей еще и истребил чудовище, которое Посейдон наслал на Эфиопию. Это подогрело гнев Пелагия[2]. Знаю, о чем ты думаешь, Владыка: в гневе он необуздан, а это не то, что нужно для хорошего заговора… Но у него вполне хватит ума обратиться к кому-то, кто умнее его.
– Например?
– В мире есть многие, кого не устраивает отец на троне. Прометей. Те, кто втайне считает, что Зевс помешался на власти. Да и Гера…
Смешок получился одиноким и гулким, как треск сломанного дерева. Гера, значит. Всегда знал, что Зевсу не стоит жениться на ней.
А уж коли женился – нечего было недооценивать ее мстительность.
– Ты смеешься, Владыка?!
– Это становится интересным. Гера, Посейдон и Аполлон…
Более нелепой компании заговорщиков при всем желании придумать нельзя. Они б еще Афродиту попросили присоединиться.
Племянник настойчиво крутил в пальцах кадуцей. Змеи, обвивающие жезл, недовольно шипели:
– Понимаю. Ты не веришь в серьезность их намерений. Считаешь, что против отца – это выглядит жалко… Но они не будут бросать ему прямой вызов. Они сделают это исподтишка. Когда он спит, например. А после этого остальные будут поставлены перед выбором… и немногие из Двенадцати станут на сторону Зевса.
Вестник богов замолк, не понимая, откуда взялся очередной смешок.
Старая эпоха катится к пропасти все быстрее. Кони спотыкаются, а возница настойчиво щелкает бичом: позади настигает новая. Другие битвы, другие заговоры, новые интриги. Вот и моя недалекая веха дышит мне в лицо тем же: они сделают это исподтишка.
– Ты не задумывался о том, что идею им предоставили вы с Афиной? Когда помогали Персею. Всучили ему мой шлем. Щит работы Гефеста. Твой меч и сандалии. И он обошелся без вызовов на открытый бой. Чудовище спит в окружении сестер в своей вотчине. Герой подкрадывается к чудовищу со спины – осторожно, глядя в щит. И отрубает голову. Чудовище ничего не успевает понять, а его сестры бессмысленно махают крыльями…
Медная крылатая стрела перечеркнула черный свод мира. Блеснули золотые перья. Гермес задумчиво проводил одну из Горгон взглядом.
– Отец был недоволен, когда ты принял их. Правда, ничего не велел приказывать или передавать. Но хмурился очень выразительно.
Зевс может выразительно хмуриться, выразительно щуриться и даже выразительно сжимать пальцы вокруг молнии. Хватит ему соваться в дела подземного мира.
– Пусть бы тогда бросил их в Тартар. Если бы я не принял этих двоих, они начали бы убивать наверху.
Гермес промолчал. Наверное, от души радовался тому, что тема забыта и на вопрос не нужно отвечать. Потому что если они в своих заботах о смертном Персее подарили заговорщикам мысль о том, как свергнуть Зевса…
В воздух поднялась теперь вторая Горгона – медно-золотым бликом рванула ко дворцу Немезиды.
– Сфено? – спросил племянник.
– Эвриала. Сфено тяжелее летает.
Гермес оценил полет и поежился: сандалии от такого не всегда и спасут, разве что вместе с моим шлемом.
А Горгоны, знающие, кто помогал Персею с убийством их сестры, в последнее время улыбаются вестнику богов особенно кроваво.
– Дядя… кхм… Владыка. Ты знаешь Посейдона лучше остальных. Сейчас его нужно отвлечь от заговора. Аполлон и Гера не решатся действовать только вдвоем. Может, это потом и забудется. Может, я помирю отца с Герой или успею хоть что-нибудь разузнать…
Образец почтительного сына. Впрочем, если заговорщики восторжествуют, именно вестнику придется хуже всех: его недолюбливает вся троица.