Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах
Шрифт:
И стал виден поединок.
Не бой, а поединок, потому что Семья – великие боги, сколько их там есть на Олимпе – жалась в сторонке. Зарево неспешно перетекало по щиту Афины, облекало в огонь воинственного Ареса – он что, собой Афродиту там закрывает? Перед любовниками раскорячился Гефест с молотом – незадачливый муж, щит для обоих. Слева и справа от него припали на колени с луками Аполлон и Артемида.
Посейдона не было видно, но воды залива петлями ложились вокруг змеиных колец, заменявших Тифону ноги, тащили от Олимпа назад, в
Посейдон помогал хоть чем-то. Прочие не решались сунуться.
Сражался с Тифоном только один.
Белый блик запутался в волосах – не солнце, молния. Локоны не растрепаны, на них лежит венец, копоть не пятнает белый хитон, и пламя не решается приблизиться к яростной улыбке того, кто не страшится пламени.
Из загорелых рук льется дождь холодного огня.
Младший стоял незыблемо, попирая небеса, вровень с головами своего противника. И вот две головы рванулись вперед в змеином броске, удлинились шеи, раззявились пасти, вперед покатился вал огня…
Навстречу ударил ливень из молний – погасил, затушил. Две головы развеялись облаками плотной вони, осели жирным пеплом в кипящее море, Зевс в игривом уклоне ушел от просвистевшего в воздухе молота (молот размером с двух Зевсов!), прицелился и ударил опять и опять…
И еще одна голова стала проплешиной между могучими плечами, а негодующий визг заставил подпрыгнуть тучи на многострадальном Уране-небе.
Проплешин было много. Больше, чем голов. Громовержец одерживал победу в этом бою – в одиночку, только с молниями…
И улыбка его говорила – что могло быть только так, что это не сына Крона пришел свергать Тифон, а Владыку Олимпа.
Жеребцу приходилось куда хуже.
Порыв ветра разогнал пар и дым – и фигура Посейдона стала видна: посреди кипящих вод, полуголый, с бугрящимися мышцами, трезубец сжат мертвой хваткой, и на заросшем лице – мрачная решимость. Потому что нельзя упустить, потому что нужно держать эту тварь в водной стихии, пока у нее остается хоть одна башка… иначе он ступит на мать-Землю и обретет союзницу, иначе двинется к Олимпу, выжигая и опустошая округу.
Рот Посейдона был открыт: он ругался не по-владычески, но за свистом молний, рычанием, болезненным ревом, яростным хрипом слов было не разобрать.
Вспышка, вспышка, вспышка.
Сведенные мускулы волн, переплетающихся со змеиными кольцами Тифона. Головы повисают, мертвые, обожженные, вываливают обгоревшие языки, другие головы поднимаются, будто из растревоженного гадючьего гнезда, пышут жаром, Зевс прикрывается сверкающим щитом, отступает – и опять прицеливается, опять выливает на противника холодное пламя с ладоней… молнии кажутся бесконечными, на каждую голову приходится не менее трех, а иногда и семь-восемь – только тогда она перестает плеваться огнем…
Ананка была права: не стоило соваться, без меня справятся.
Титаны всей мощью колотились в тартарские врата, я чувствовал. Почуяли брата. Где-то далеко, в подземном мире, сомкнули плечи Гекатонхейры,
Сколько там голов осталось? Три, нет, два десятка?
Ненадолго.
Головы больше не вытягиваются вперед. Нет желания подставляться под молнии. Тифон втянул поредевшие шеи, выкинул вперед кулак-гору с четырьмя холмами-пальцами, но навстречу опять ударили бесконечные молнии – пламя к пламени – и сын Геи отступил, свился кольцами, нырнул в черную гарь, в свое собственное облако огня… что, Громовержец, следом полезешь?!
Полез. В черную тучу. Стал в ней, по-прежнему незыблемый (а что над головой небо гореть начинает – пустяки!). И опять – за молнией молнию…
Куда, младший, куда?!
Зевс поступал правильно – голов оставалось немного. И Посейдон поступал правильно, я видел, как вздулись жилы на лбу у среднего, я почти чувствовал, как дрожит трезубец в его руке, кипящими волнами гася тифоново пламя, вода – против огня.
Средний держал ноги. Младший, вокруг которого искрил уже самый воздух, избегая потоков жара, хладнокровно изничтожал головы.
И не видел копья в кулаке у врага.
Он же его правда не видит, – подумалось в лихорадке, пока глаза соображали за меня, что предупредить бросок я не успеваю. Он ослеп от молний и пламени оглох от грохота битвы, целиком сосредоточась на одном: разить и разить, убирать головы, остальное неважно…
А копье кажется жалкой тростинкой в пальцах Тифона, оно закрыто пламенем и косматой тьмой, а тьма привычнее для меня…
Потом раздался свист. Мы оба сорвались со своих мест: я и копье, я все-таки быстрее, не слыша своей божественной сущности или мира, только стремясь, просчитывая, зная, что должен стоять сейчас там…
За секунду до того, как оно вынырнуло на меня из тучи, я бессовестно дал брату подножку.
И – не останавливаясь, не снижая скорости – навстречу Тифону. Не оборачиваясь, зная, что сейчас происходит.
Зевс все же стоял не так незыблемо, как я опасался: кувыркнулся изрядно, не выпуская молнии из рук, тут же вскочил, полвзгляда и короткий выдох – вслед пролетевшему копью…
– Брат! – взревел Посейдон. Кожа Жеребца, казалось, сейчас закипит, как вода вокруг нее.
Тифон рванулся вперед сразу же после падения Зевса. Взвыл оставшимися головами – и рванул, занося другую руку, в которой из мрака и пламени возникала секира – добить, сблизиться, не дать швырнуть молнию!
Он рванулся навстречу мне, и это было очень хорошо, самому бы мне не успеть…
Я прошел сквозь тьму и пламя. Тьма была родной и почтительной, пламя, напоенное отблесками Флегетона, не жгло – согревало. Пальцы стиснули двузубец: нужно это? Нет? Поднялся ли младший? Что сделает Гея, если узнает?