Академия для наследников
Шрифт:
– Гейл, – голос сорвался на шепот. – Прости меня, Гейл, – снова всхлипнула я.
– За что? – искренне удивился он. – Ты выживала, моя маленькая птичка. Но я очень рад, что сейчас доверилась мне. Ты поэтому в таком настроении была? – имея в виду слезы, спросил он.
Я отчаянно замотала головой:
– Нет. Из–за Дария…
В следующее мгновение я имела возможность наблюдать моментальное преображение Эвангелиона: глаза его сузились, став совсем черными, голос приобрел стальной оттенок, губы поджались так сильно, что почти побелели. Теперь я понимала, за что в Академии так боялись высшего
– Я потерял вас в главном корпусе. Хотел удостовериться, что с тобой ничего не случилось. Что сотворил этот водник? Он причинил тебе вред, Морин?!
– Нет–нет! – тут уже и я обхватила его лицо, снова начиная плакать. – Это все я, я, Гейл! – рыдания вырвались наружу, но мне надо было видеть, как отнесется к тому, что я расскажу, Эвангелион. – Это я все подстроила! Те травы, которые мы купили на базаре, они были для того, чтобы приготовить для Дария расслабляющую настойку, чтобы он не скрывал своих истинных чувств к Таорише, но что–то пошло не так…и он меня…захотел…сегодня! И потащил в лабораторию Воды…а там…Таориша…и она…с ним! А я…к декану побежала, и они с деканом водников все видели…а потом я здесь оказалась…во тьме…с тобой.
– Настойка одурманивающая? – поначалу нахмурился Гейл, но я отрицательно замотала головой:
– Нет, Гейл! Ее применяют для нервного успокоения, состояние опьянения – это небольшой побочный эффект, а Дарий в это время, похоже, становится агрессивным…вот и вышло так.
– Он тебя обидел? – на скулах некроманта заходили желваки.
– Нет, Гейл…это я просто плакса такая…
Говорить о том, как я пыталась изобразить с Дарием страсть, представляя на его месте Эвангелиона, я не стала. По виду Гейла я догадалась, что он, пусть и пытается держать себя в руках, убить водника может, стоит только дать повод. Нет, такой жертвы я совсем не хотела…поэтому молча дождалась момента, когда морщинки на его лице разгладились, а сам он приблизился ко мне настолько, чтобы мы соприкоснулись лбами.
– Ты не плакса, – с улыбкой в голосе, снова начав меня обнимать, проговорил Гейл тихо. – Ты моя маленькая и храбрая огненная птичка.
– Как феникс? – зачарованно глядя на его губы, спросила я.
– Как феникс, – подтвердил некромант с улыбкой.
До них оставалось совсем чуть–чуть. И я в таком состоянии, что готова была сейчас свернуть горы. Когда потянулась к Гейлу, он решительно отстранил меня от себя:
– Ты не ведаешь, что творишь. Ты и понятия не имеешь, кто я такой, Морин…
Туман медленно покидал мою голову. Я смотрела на Эвангелиона и видела: опасается. И пусть я не знала, чего именно, но была твердо уверена в одном: это именно тот мужчина, с которым я бы хотела провести остаток своих дней. Я переместила руку на его шею, зарывшись в волосы и ощущая, каким сбивчивым становится дыхание некроманта, и спокойно произнесла:
– Я знаю, что ты наполовину демон. И что твой отец – с диких земель и является темным. Меня это не останавливает. Я не боюсь твоей тьмы. Мне она нужна. Подари ее мне. А я отдам тебе мой свет.
Не знаю, что послужило толчком к тому, что сделал далее Гейл: то ли уверенность, прозвучавшая в моих словах, то ли окончательная капитуляция в борьбе с самим собой. Но после того как я затихла, мужчина, тяжело вздохнув,
Вместо междучастья
Вместо междучастья
От обволакивающего тепла я не замечаю ничего, что творится вокруг. По смутным воспоминаниям из видения разговора с Амоном догадываюсь, что мы перенеслись в городскую квартиру Гейла. Мысли теряются в вихре ощущений, который дарят руки любимого мужчины, но я с улыбкой смотрю на Эвангелиона, когда понимаю, что он относит меня в спальню. И пусть страшно и непривычно оттого, что сейчас должно произойти, я ко всему готова. Я люблю. И я любима.
Он опускает меня на ноги и позволяет снять с себя привычную темную куртку, характерную для факультета Смерти. Под ней я, к своему удивлению, обнаруживаю не рубашку, а безрукавку, оттого–то и дрожу, медленно освобождая Эвангелиона от плотной верхней одежды. Просто прикосновение кончиков пальцев к его теплой коже дарит ни с чем несравнимое блаженство, от которого я закусываю губу, продолжая исследовать тело Гейла. Майка выходит из–под брюк без особого труда, и я с удовольствием провожу ладонями от живота мужчины к его груди, пока задираю ее, чтобы избавиться совсем, отмечая, как неровно начинает биться от моих действий сердце Гейла. Когда он остается по пояс обнаженным, я не выдерживаю: целую его чуть ниже ключицы, отчего слышу его выдох сквозь стиснутые зубы, вылетающий со странным свистом. С удивлением поднимаю глаза, встречаясь с немигающим и почти ставшим черным взглядом. А потом снова возвращаюсь к начатому, сосредотачиваясь на ремне от брюк.
Руки дрожат, когда я к нему прикасаюсь. Пусть я сейчас смелая и инициативная, но эта территория мною не исследована и вызывает опасения. Я медлю, и оттого дрожь усиливается, Эвангелион же перехватывает мои руки, поднимая их и определяя себе на плечи.
– Трусишка, – мягко замечает он, и я без зазрения совести киваю, прекрасно понимая, что за это надо мной не будут смеяться. Он снова целует меня так, что даже с закрытыми глазами я начинаю видеть звезды, а потом осторожно пробирается к застежке платья.
– Это что–то невообразимое, – притворно жалуется некромант, и я, коротко хихикнув, указываю на крючки сзади, на которых придуманная Авидалой конструкция, в общем–то, и держится. Когда Гейл их расстегивает, предмет гардероба, снятый с плеч, тут же падает к ногам, и меня некоторое время рассматривают с восхищением в глазах.
– Это мы снимать не будем, – уверенно заявляет Эвангелион, дотрагиваясь ладонями до границы чулок, и я вспоминаю, как он когда–то уже делал это, и заливаюсь краской смущения. Кажется, Авидала знала, чем именно закончится вечер, когда давала мне это белое кружевное великолепие. Плутовская улыбка снова появляется на губах мужчины, меня подхватывают на руки и бережно опускают на постель. Эвангелион избавляется от брюк, а потом опускается на меня сверху.