Академия тишины
Шрифт:
Да быть такого не могло!
Но — было.
Я потом Джейме в глаза дня три не мог смотреть. Потому что стыдоба такая, она же моя подруга, лучшая подруга, своя в доску девчонка, можно сказать, и не девчонка вовсе. И тут вдруг оказалось, что я хочу с ней вот это всё невообразимое проделывать. В снах её видеть стал. Ну и вообще думать, в такие моменты, когда парни фантазируют о всяких красотках с рукой в штанах. Набрался храбрости, пошутил что-то про неё и меня — а Джейма расхохоталась. А потом ещё раз — и с тем же результатом. И ещё. Ну, я и забил.
Забил — но не забыл.
Тогда же произошла еще одна ситуация,
…Почему я опять думаю о чем-то, совсем неважном?
Или важном?
Сознание я терял периодически, с тех пор, как дар проснулся, очень стыдился своей слабости, старался скрывать ото всех. А ещё… Слишком часто для случайных совпадений, как я и рассказывал Джейме, в эти моменты происходило что-то плохое. У неё разумеется, ничего подобного не было. Но это же Джей — она всегда зарабатывала проблемы на свою лохматую голову, но никогда никому не причиняла зла. А вот я…
Я столкнул Леннарда с крыши. Точно, это был я. Но зачем?
Он искал Джейму. Хотел рассказать ей что-то о своем отце. О гибели её матери. Он предполагал, кто это мог сделать, мне говорить отказался — и это вдруг взбесило до предела, до крайности. Не помню, что я ему сказал, чтобы он пошёл за мной без лишних вопросов. Даже веревку прихватил — а потом забыл о ней, как и обо всём забывал. Даже когда Джейма её нашла — не помнил, на самом деле не помнил.
Часть меня не помнила, а вторая с холодным любопытством следила за происходящим. За тем, как меня и мою память изучал какой-то столичный маг, да так и не раскусил. Ведь в моей памяти на самом деле не было ничего такого.
Не уверен, что леди управляла мной в тот момент. Просто на том месте, где появились нити магических плетений, возможно, исчезло что-то другое, очень важное, необходимое для того, чтобы оставаться человеком. И у меня не получалось восполнить это самое чем-то другим. Только скрывать зияющую пустоту — до поры до времени.
…опять мои мысли бродят там, где не надо.
Джеймы не было целых восемь дней. Габриэль дня три слонялся, как приведение, нет, как плохо поднятый мертвяк, пока не пропал куда-то. Этот его братец, тот ещё паршивец, места себе не находил и проходу никому не давал. А я просто её ждал. Я знал, что она вернётся, не может не вернуться. Не ко мне, конечно, но это уже дело десятое. И, увидев Джейму на утренней тренировке, как обычно, разозлился, обрадовался, встревожился — и всё это тут же в себе задавил. Жива — и ладно. Пусть Габриэль с ней решает все вопросы, это его головная боль. Уложил он её в постель уже или нет? Наверное, нет.
Дебил.
Голова просто раскалывается от напряжения, а Джейма безмятежно спит на моих руках. Но мне надо спускаться. Тело сводит от зова. Преодолеваю ещё несколько ступенек, а затем снова останавливаюсь.
Сегодня какой-то бесконечный день. Возможно, что я угодил в какую-то временную петлю и случайно вместо одного дня прожил все десять.
Десять самых отвратительных дней своей
После тренировки занятия отменили. Надо было радоваться, но тревога за Джейму и невозможность хоть как-то её унять, накормить информацией эту прожорливую нетерпеливую тварь, царапались в груди, и я остался один в пустой аудитории, думая о том, что надо закончить Академию, а потом начать новую жизнь и больше никогда Джейму не видеть. С глаз долой — из сердца вон. Отличная поговорка, шикарный план.
Я сидел за одной из парт, положив голову на сложенные руки, немой и глухой, но вдруг почувствовал, что надо поднять голову. Поднял — и увидел, что в аудитории я уже не один. Высокий человек в темном плаще стоял всего в паре метров от меня, не только очертаний фигуры, но и лица было не видно, складки ткани скрывали лоб, подбородок, рот, щёки, только глаза смотрели с таким знакомым выражением. Строго и в то же время с явным удовольствием.
Несмотря на то, что леди Адриана Сейкен почти год была главой моего факультета, и мы общались довольно много, я её не узнал. И даже когда она плотно закрыла дверь и стянула с лица капюшон — не узнал.
Испугался. Как не стыдно это признавать, испугался, будто ребёнок, пробирающийся ночью в уличный туалет и наткнувшийся на что-то чёрное, огромное, развевающееся на ветру. Тольку у ребенка есть шанс надеяться, что это всё-таки отцовский плащ на воткнутой в землю лопате, а у меня — никаких шансов. Потому что обожжённое, скукоженное, жуткое лицо леди — самое настоящее.
Я испугался, это помню. А вот потом… что было потом? И когда он был, наш разговор — в это бесконечное сегодняшнее утро или, может быть, гораздо раньше? В прошлом году, когда леди ещё находилась в Академии на полном основании? Или, может быть, летом, в те несколько дней между смертью Лена и моим появлением дома?
Моё сознание словно было туго закрученной спиралью, которая вдруг начала разматываться с бешеной скоростью. И то, что я знал, но не помнил, то, о чём помнил, но не осознавал, то, что я узнавал в самый первый раз — всё это перепуталось, переплелось. И я уже не был уверен, на каком я свете, в каком мире нахожусь.
Не помнил и не понимал, когда я узнал, что родители мне не родные. Люди, которые дали мне жизнь, были обычными, без дара, одними из немногих, согласившихся добровольно сотрудничать с леди Сейкен. Впрочем, "сотрудничать" — слишком громкое слово. Меня ей продали. И она сделала меня магом — просто так, потому что могла. Потому что оттачивала это умение, потому что моя магия оставалась в её власти. Меня определили в обычную семью, за мной приглядывали — в частности, настоятельно посоветовав приёмному отцу отдать сына в Академию Безмолвия… Бдили, но без особого интереса — таких, как я, у леди Сейкен было много. Ещё один экспонат в коллекции. Средний дар. Ничего особенного.
Леди говорила о том, что я ей должен. Должен быть благодарным за подаренную просто так возможность быть "настоящим". И то, что я буду делать всё, что она мне прикажет — не наказание и не зло, это — моя благодарность.
О том, что за всё нужно платить. И за свою принадлежность к миру чудесного и волшебного, за свою возможность быть рядом с Джеймой, я платил собственной душой. Подсознательно знал, что со мною что-то не так, чувствовал чужеродность магических плетений — и мстил слабым и невиновным, подвернувшимся рядом.