Академия тишины
Шрифт:
Из своего зазеркалья я вижу знакомые образы. Живые люди, мои друзья — точно вырванные полупрозрачные страницы с описанием книжных персонажей. Габриэль. Мэй. Арта. Джард. Бри. Сэм. Демоновы вороны кружат над Академией, их так много, что, кажется, ночь наступает раньше, небо чёрное от крыльев. Габриэль настойчиво о чем-то спрашивает меня. Наверное, ищет Джейму.
Ищет, но не найдёт.
Я знаю, знаю, что с ней произошло и должен хотя бы рассказать им. Что бы они потом со мной не сделали! Никто не знает, что случилось с Джей, кроме меня. Я должен…
Стремительные, словно камни, вороны пикируют вниз. Вцепляются когтями во всех подряд, клюют — или кусают, стараясь вырвать хотя бы кусок живой плоти,
Я прикрываю глаза.
Что бы сделала Джейма на моём месте? Что-нибудь бы придумала, наверняка. Фальшивые плетения болтаются вокруг меня, пружинят и вращаются, они ненастоящие — но одновременно реальные и мои. Неужели я совсем ни на что не годен?
Открываю глаза и выбрасываю магические нити высоко в воздух, сеть парит надо мной — и вороны, как по команде, смотрят на меня. Оставляют прочих жертв, скачут в мою сторону, взмывают и парят надо мной, как хищные орлы в горах.
Я иду, двигаясь всё быстрее, а они движутся за мной. Ребята что-то кричат мне вслед, но я мотаю головой. Кричу — из последних сил перед тем, как печать безмолвия окончательно захлопнется — чтобы не ходили за мной, что у меня есть план. И они верят мне. Как верила Джейма.
Перехожу на бег. Черная туча принимает форму исполинского клина. Улыбаюсь, представляя, как они там все остолбенели и смотрят в небо.
Я бегу, почти перелетаю через ограду, не чувствуя боли, бегу, бегу, бегу, уводя их прочь, эти демоновы порождения чьего-то желания быть равным богам. Ухожу с ведущей в Академию дороги, углубляюсь в окружающий её лес. Я тренированный и сильный, и из сил выбиваюсь ой как нескоро. Первую подлетевшую птицу я сбиваю просто кулаком. Вторую тоже. Третью.
На каком-то десятке сдаюсь. Нет, не сдаюсь — они сбивают меня с ног. Прикрываю руками лицо, подтягиваю ноги к груди — инстинктивно, я по-прежнему не чувствую боли. Наконец, магическая сеть, разбухшая и растянувшаяся на полнебосвода, обрушивается на землю, размалывая в черно-бурый фарш чудовищную кучу-мала из ворон и меня самого.
Джейма, Джейма, Джейма…
Я смотрю на происходящее словно издалека — и не вижу ничего даже отдалённо напоминающее собственное тело в этом отвратительном кроваво-пернатом месиве.
Ничего.
Джейма, Джейма, Джейма…
Ты об этом никогда не узнаешь, и это хорошо. Ты — справишься, выберешься. Для тебя ещё ничего не закончено.
Ты всегда что-нибудь придумывала.
Придумаешь и на этот раз.
Глава 68
Понятия не имею, какое сейчас время года. Возможно, весна. Возможно, лето. Воздух, проникающий в окна где-то под потолком, кажется тёплым и свежим. Я принюхиваюсь по-собачьи, привстаю на цыпочки в надежде почувствовать хоть немного больше.
Жаль, что маги не умеют делать столько самых разных вещей. Летать. Уменьшаться до размеров лесного ореха. Становиться невидимыми. Проходить сквозь стены… Всё это умеют призраки.
А значит, я всё-таки не призрак.
Впрочем, окончательной уверенности в последнем утверждении у меня нет. Точнее говоря, я знаю, что у меня есть тело, вполне уязвимое смертное тело. Длинные и худые руки и ноги, кожа на локтях и коленях обветрилась и стала шершавой. Отросшие ногти — длинные и острые, длинные, ниже пояса спутанные волосы. Всё такое несуразно тощее и длинное, и одновременно я чувствую себя маленькой-маленькой, будто вернулась в детство.
Кто-то из слуг пытался мне и ногти подстричь, и волосы расчесать — но я вырывалась, один раз огнём заехала,
Кормить меня тоже пытались, но и здесь я отказалась категорически — с этим проблем у меня нет. Почему-то еда кажется безвкусной, хотя запах я чувствую. Чувствую ещё гладкую поверхность фарфоровой явно дорогой тарелки, теплой и тяжелой, гладкость металлической ложки. После еды нахожу наощупь мягкий пушистый плед и забиваюсь в угол.
Никакого особого досуга у меня нет. И сейчас я сижу на полу на ковре, между холодной стеной и софой.
Кажется, вот-вот зашуршит, открываясь, дверь, заскрипят половицы, и в комнате (или где я там нахожусь) появится папа. Со свечой в руках, развеивающей окружившую меня темноту. Назовёт меня по имени, какое бы имя у меня ни было.
И всё сразу станет хорошо, спокойно и так, как нужно.
***
Первое время — неделю, месяц или, может быть, год, я сопротивлялась. Рвалась, как птица из стеклянной клетки, не понимая, что выхода нет, судорожно, раз за разом, разбивая голову о невидимую преграду. Я-то была уверена, что леди Сейкен будет разочарована тем, что я изрядно растратила свои силы за время вливания магии в страдающего от родового проклятия короля, однако вышло наоборот — она была довольна. Возможно, даже поддразнивала меня, чтобы я выложилась до самого дна, без остатка в своих бестолковых попытках освободиться. Её поместье было неплохо подготовлено к длительному пребыванию одной бунтующей, крайне категорично настроенной к собственному плену огненной магички. Полное отсутствие соседей в округе, высокая ограда в саду, устойчивые к огню стены, окна с решётками под самым потолком, двойные двери и неболтливые исполнительные слуги.
Всё для меня, можно жить и чувствовать себя практически королевой, столько усилий — ради меня одной. Впрочем, не исключено, не я первая, не я последняя.
Не помню, на каком моменте я сломалась.
Возможно, когда действительно истощила свои силы до предела и несколько дней провалялась без сил, без магии, чувствуя себя примерно как возвращающийся с поля боя ветеран войны, лишившийся рук и ног. Или когда проснулась в полной темноте, словно мои давние кошмары о третьем курсе слепоты решили вдруг воплотиться в жизнь — то ли леди наложила на меня какую-то хитрую новую печать, то ли это было ещё одним последствием истощения, не знаю. Возможно, когда леди мне сказала, что Академии безмолвия и её обитателей больше нет, уничтожены нашествием плотоядных умертвий и трансформированных магических существ. Я ей не поверила, просто потому, что у меня не было на это сил. Просто потому, что мне нужно было хоть во что-то верить, чтобы выживать. Верить, вспоминать, представлять в темноте лица всех своих друзей, однокурсников, преподавателей и просто знакомых, думать о том, что несмотря ни на что, они живут и проживут ещё много-много лет, пусть и без меня — не такое, в сущности, я сокровище, чтобы без меня помирать, верно?
Я так часто думала о том, что Габриэлю без меня будет лучше.
Возможно, никто не знает, где и с кем я вообще нахожусь. Это даже хорошо — пусть Габриэль считает, что я сбежала по собственной воле. Пусть закончит Академию, найдёт себе кого-нибудь поудачливее и поспокойнее. И просто будет жить.
Я так хочу в это верить, как и в то, что с провожавшим меня Ларсом, с Джейми, который, по его словам, искал меня и выглядел неважно, всё хорошо.
На каком-то этапе моё сопротивление сломалось, птица перестала терять окровавленные пёрышки в безуспешных метаниях перед стеклом. Клетку накрыли непроницаемым для солнечных лучей пологом, и теперь этот беспокойный комок перьев день-деньской сидит на своей узкой жёрдочки, не нуждаясь ни в полёте, ни в свободе.