Академия тишины
Шрифт:
Точнее, это было не настоящее плетение, его тень, отражение или воспоминание — такая магия была мне не знакома, я не знала, как это называется. Но если присмотреться получше, подольше…
Целитель улыбнулся почти насмешливо и вдруг сделал резкое движение рукой, так, что плетение, свернувшись в клубок, точно напуганный слизняк или змея, полетело в нашу сторону неаккуратным мохнатым комком. Я перехватила его, заставила замереть, над нами. Если распутать, если рассмотреть повнимательнее, возможно, я что-то и смогу понять.
Ну почему, почему
Я посмотрела на Габриэля, но тот рассматривал плетение с таким растерянным видом… конечно, у него, по сути, не было столько опыта непосредственного взаимодействия с ними.
— Дж…давай, Сэм, — сказала я притихшему высоким золотовласым столбиком Джеймсу, опять споткнувшись об имя. У того и вовсе не было возможности применять свои знания на практике… но он знал то, что знаю я. И больше того. Наш дар был общий, один на двоих, доставшийся от нашей загадочной матери единственным наследством.
Джеймс кивнул — и потянул плетение на себя. Оно замерцало над нами, как радуга, раскрываясь, немного сопротивляясь — и тут же поддаваясь магическому воздействию.
На мгновение я ощутила почти что эйфорию, хотя глаза слезились от напряжения. Но о физическом дискомфорте тут же забыла, всматриваясь в увиденное. Никогда я не пыталась разглядеть плетения Ларса, во-первых, и необходимости такой не было, во-вторых, как-то неудобно, даже неприлично, я и на Габриэля так не смотрела. Но сейчас, оправдываясь необходимостью, почти жадно разглядывала переплетения нитей, таких ровных, словно они были начертаны по линейке на бумаге, с соблюдением положенных углов наклона, неестественно отчётливых зелёного и жёлтого цветов магии земли и жизни.
Джеймс покосился на меня настороженно. Эта каллиграфическая чёткость, такая неправильная правильность смутила и его тоже. Мы одновременно выбросили свои нити, я — огненные, а Джеймс — воздушные, в попытках не выдать себя он активно тренировал упрямо не приживавшуюся воздушную стихию, но сейчас было достаточно малости. Потревоженное плетение уклонилось от возможной угрозы, не теряя геометрической выверенности причудливого орнамента.
А в следующий миг полуиллюзия, полувоспоминание лопнула мыльным пузырём. Целитель сурово скрестил на груди руки, недвусмысленно намекая на то, что представление окончено.
— Скажите, — я очнулась от мыслей о Ларсе и его непонятных нитях. — Подождите, скажите, Лен Вейл, вы же смотрели Лена, он…
Мистер Лабон нахмурился уже не недовольно — гневно. Ткнул рукой в сторону двери, замотал круглой лысоватой головой. Зелёное одеяние, длинное, в пол, заколыхалось, как сердитое желе.
— Но… — подключился очнувшийся от ступора Габриэль. — Поймите, это…
Двери недвусмысленно распахнулись, очевидно, телекинезом.
— Мы же ничего такого…
Несколько пузатых стеклянных ёмкостей вылетело из шкафов и рухнуло на пол с оглушительным звоном.
— Хорошо, мы уходим, — Джеймс примиряюще вскинул руки. — Спасибо за участие и всё такое. Уже уходим,
В полном молчании мы выбрались на улицу, отошли метров на двадцать к лесу, и я, не выдержав, повернулась к братцу.
— Ты видел? Как такое вообще может быть?!
— Ну, значит, может, — Джеймс задумчиво разлохматил золотистые волосы. — Значит, может… Что вообще тебя так удивляет?
— Ты видел эти углы? Нити под прямыми углами, спрессованные, как… как прутья в корзинке!
— Видел, но когда ты направила на них огонь, они всё-таки разжались.
— Ещё бы они не разжались, но потом, потом..! Словно примагнитились.
— Странно, конечно, но, возможно…
Габриэль остановился и ухватил нас обоих за руки, развернул к себе.
— Здорово, конечно, что вы так с полуслова понимаете друг друга, я бы даже сказал, с полувзгляда. Но можно простыми словами для непосвященных? Что вы увидели?
— Целитель показал нам плетение Ларсена, что-то вроде ментального слепка, — сказала я. — И оно несколько странное.
— Не то что бы странное, — перебил зараза Джеймс, кажется, ещё недавно собиравшийся не выдавать себя и не высовываться. — Оно правильное. Очень правильное, как чертёж. Так не бывает. Ни малейшей погрешности. Как нарисованное.
— Мы пытались на него воздействовать, — вздохнула я. Если уж братец забывает о конспирации, пусть лучше косячит в присутствии Габа, чем где-нибудь с кем-нибудь ещё. И делает потом выводы. — И оно реагирует неестественно. Нити как будто склеенные между собой, точнее, они существуют как единый организм, я никогда такого не видела.
— Ну, они и есть единый организм, но в другом смысле, — Джеймс вырвался из хватки брата и принялся ходить вокруг нас кругами, бурно жестикулируя по своему обыкновению. — В любом плетении при должном умении можно выдернуть нити, заменить их, изменить… Разумеется, не без последствий, но они автономны при всей своей целостности. Но здесь такой автономии нет, это как ожившая схема, демоны, как объяснить…
— Спасибо, я в принципе, понял суть, сейчас можно не объяснять. Интересно, впрочем, почему именно ты объясняешь мне, а не наоборот, но об этом мы поговорим позже, — Габ посмотрел на меня, вероятно, от Джеймса у него тоже слегка рябило в глазах. — Что это всё значит? Если это ментальный, как ты говоришь, слепок, возможно, дело просто в способе передачи? В смысле, плетение нормальное, но при транслировании…
— Нет! — хором воскликнули мы с Джеймсом, а я добавила, — Нет, дело именно в нём самом, слепок полностью имитирует оригинал. Я так не умею, но вижу точно.
— Потрясающее единодушие, — Габриэль вдруг притянул меня к себе и поцеловал в макушку, в висок, хотя вообще-то он крайне редко позволял себе что-то подобное публично. — Пойдём обратно.
— А если… — робко пискнула я, на секундочку почувствовав очаровательное в своей редкости, такое сладостное чувство, что кто-то другой может принимать за тебя решения.