Академия тишины

Летова Ефимия

— Вижу! То есть, не знаю! Но ты совсем с ума сошёл, лезть на такую высоту вот… так, без страховки? Это же опасно! А если ты тоже упадёшь?

— Ах, да, — Габриэль вдруг спрыгнул вниз, изящный и лёгкий, как птичье перо. — Надо сперва написать записку, что в случае чего ни ты, ни Ларс не виноваты.

Я глупо хлопнула ресницами.

— Виноват Сэм. Довёл своей болтовнёй, зараза, до предела.

Наконец, отмерла и стукнула-таки его в грудь.

— Совсем обалдел?! Даже думать не смей.

Габриэль вдруг мягко, но сильно прижал меня стене, я ощутила спиной холод камня сквозь одежду и его горячие ладони.

— Совсем.

Не хочу тебя не слышать почти что целый год. Я люблю с тобой разговаривать, Джей. Ты уверена, что нам не стоит сбежать отсюда прямо сейчас?

— Будешь читать по губам, — выдохнула я ему в рот.

***

— Возможно, ты и права, — некоторое время спустя тихо сказал мне Габриэль, когда мы, двенадцать студентов второго курса факультета смерти и десять студентов факультета жизни — вопреки моим ожиданиям и опасениям, на место Лена никого так и не взяли, — как и на место Ларса, — собирались в шеренгу на центральной площади. Первокурсников, у которых в этом году церемонию посвящения и церемонию запечатывания уст, видимо, совместили, куда-то уже увели и Джеймса-Сэма я, к сожалению, не увидела.

— В чём именно?

— Глупо было пытаться залезть туда сейчас. Надо ночью.

— Габ, прекрати, — прошипела я. — Если я узнаю, что ты… я с тобой немедленно порву, так и знай, и вообще выйду замуж за первого встречного. Или мы полезем туда вместе, или придумаем что-нибудь ещё. Это опасно. Магия тебя не спасёт. Лена не спасла.

— Можно взять на слабо Сэма, его не жалко.

— Прекрати, кому сказала!

— Защищаешь своего любимца?

— Дешевая ревность.

— Дешевый шантаж.

Я открыла было рот, придумывая достойный ответ, но в этот момент увидела идущего к нам сэра Лаэна, умудрилась успеть ткнуть Габриэля в бок и инстинктивно вытянула спину.

Ректор Академии Безмолвия выглядел на удивление… хорошо. Усталым физически, но вполне себе бодрым морально. В который раз я подумала, насколько на пользу пошло ему избавление от многолетнего кошмара постоянного общения с умершим не до конца сыном.

Главный голос Академии подошёл один, свита отсутствовала. Осмотрел нас, как-то по-деловому, без лишнего пафоса и сантиментов.

— Приветствую вас, адепты. Если помните, год назад я оговорился, что называть вас адептами несколько преждевременно. Теперь я могу использовать это обращение в полной мере. Вы — адепты. Те, кто избрали путь постижения магии жизни и смерти через безмолвие и тишину. Вы знаете, на что идёте. Этот год будет во многом отличаться от предыдущего. Он будет интенсивнее. Сложнее. Да, пожалуй, это основное отличие. Вам будет гораздо, гораздо сложнее.

Можно подумать, кто-то ожидал, что будет лучше и проще! Я окинула взглядом однокурсников.

Джард Спэроу, высокий и мускулистый, неожиданно кивнул мне с какой-то подозрительно заигрывающей улыбкой. Этого только не хватало… Мэй закусила губу и перекатывалась с пятки на носок и обратно. Черноволосая Арта крутила головой по сторонам. Тоже посмотрела на меня и одними губами вопросительно произнесла «Ларс?». Я качнула головой максимально неопределённо.

— …особенно с учётом той трагедии, которая случилась всего несколько дней назад. Вы все об этом знаете, погиб юноша, который мог и должен был стоять сейчас рядом с вами. Мы непременно выясним все обстоятельства произошедшего, — последнее прозвучало как-то угрожающе,

но, возможно, так показалось только мне. — Вы помните, что руководство Академии всегда старалось придерживаться принципа единства анимуса и анимы. Но в этом году мы приняли решение не занимать никем место Леннарда Вейла в память о нём. На факультете жизни будет обучаться одиннадцать адептов, а не двенадцать, что налагает дополнительные обязательства…

Одиннадцать, а не двенадцать! Меня как молнией ударило.

Габ полуобернулся. Неужели почувствовал..? Да нет, скорее всего, хотел сказать: одиннадцать, а не десять, значит, с Ларсом всё в порядке.

Хотелось бы верить.

Остальные слова ректора слились для меня в какой-то бессмысленный шумный комок. Главное я знала и так: слышать в полной тишине, говорить, не исторгая звука. Вот наша жизнь на следующие одиннадцать месяцев. Никто и не сомневался.

Сэр Лаэн оборвал своё выступление, не особо заботясь о логичности и своевременности концовки. Просто подошёл к крайнему в шеренге адепту, явно изрядно оробевшему и ни к каким особым сложностям не готовому, судя по бледному вытянутому лицу, Бри, провёл ладонью по губам. И — двумя ладонями по ушам сверху вниз, к плечам.

Габриэль сжал мою руку, а я его, опять же, нарушая правила. Поднялась на цыпочки и шепнула в ухо: «Я тебя люблю».

Мало ли, когда ещё удастся сказать…

И вдруг замерла, не веря собственным глазам. Последним в шеренге, крайним справа, стоял высокий и бледный, коротко стриженный юноша, который в первый момент показался мне незнакомым. И только моргнув несколько раз, я поняла, что это никто иной, как Ларсен Андерсон, худой и какой-то невероятно болезненный на вид, как будто последние дни он провёл в королевской темнице на допросах, а не на родном хуторе среди семьи. Ларс смотрел прямо перед собой и найти меня взглядом среди других не пытался.

Сухая ладонь сэра Франца Лаэна прошлась по моим губам таким знакомым, но всё равно пугающим прикосновением. А в следующий момент руки коснулись раковин ушей — и мир погрузился в тишину, словно под воду.

Если бы Габриэль не держал меня за руку, наверное, я бы вспыхнула, как сухая бумага.

Глава 41

Иногда мне кажется, что если бы разговорный час после заката вообще бы не сделали, было бы даже лучше. Проще. Слишком он разрывает каждый наш день на "до" и "после".

Первые недели три оказались не то что тяжелы — невыносимы. Кажется, что я не просто не слышу, а у меня голову засунули в жидкий янтарь и дали ему застыть. Она тяжёлая и совершенно непроницаемая, и все силы уходят на то, чтобы удержать её на плечах в вертикальном положении, не дать скатиться на землю, подобно чугунному шару на ненадёжной подставке шеи. Дышать тяжело.

По утрам нас будит комендант мистер Иртен, весьма своеобразным, надо сказать, способом — ветром. Его довольно слабой воздушной магии оказывается вполне достаточно, чтобы распахнуть окно и закружить по-осеннему холодный вихрь посреди жилища несчастного спящего без задних ног второкурсника. Теоретически окно можно глухо закрыть, но на практике риск проспать — с головой, погружённой в жидкий янтарь глухоты — возрастает в разы. Поэтому утро начинается с зябкой прохлады, упрямо проникающей под одеяло. «Извращенец», — написала я Мэй на нашей общательной табличке, а она только вытаращила на меня глаза.