Аламут
Шрифт:
подумай, что ты сегодня такой же, каким
был
вчера
– завтра ты не станешь меньше.
"Как мудро, - заметил Хасан, когда она закончила. Все мы слишком много думаем о "потом", и в результате "сейчас" постоянно отдаляется от нас". Целый взгляд на мир в четырех строчках... Но продолжайте. Я не хотела вас прерывать".
Мириам читала:
Наполните чашу и в огне весны сбросьте
зимний наряд покаяния:
Птице времени осталось
пролететь
совсем немного -
и она уже на крыльях.
Хасан рассмеялся, но глаза его были влажными.
"Мой старый друг знает,
Мириам продолжала:
Лицо покраснело, и вскоре
рука-сердце потянулось проверить искусство винодела:
В каждой капле - частичка меня
, а все капли вместе образуют отдельный мир.
"Вселенная в вас, а вы - во Вселенной. Да, Омар однажды сказал это".
Хасан погрузился в раздумья.
"Как я люблю его! Как я люблю его!" - шептал он, наполовину про себя.
заключила Мириам:
Книга стихов под веткой,
кувшин вина, буханка хлеба - и ты
рядом со мной, поющий в пустыне...
О, в пустыне был рай!
"Какая простая истина!" воскликнул Хасан. "Весна в цвету и девушка, наливающая вино в твой кубок. Кому после этого нужен рай! Но наша судьба - бороться с султаном и вынашивать свои темные планы".
Некоторое время оба молчали.
"Ранее ты собирался рассказать мне кое-что, ибн Саббах, - наконец сказала Мириам.
Хасан улыбнулся.
"Верно, я давно хочу тебе кое-что рассказать, но не знаю, как лучше это сделать, чтобы ты меня понял. Двадцать лет я носил в себе тайну и скрывал ее от всего мира, и теперь, когда пришло время впервые поделиться ею с кем-то, я не могу найти слов".
"Вас все труднее и труднее понять. Вы говорите, что уже двадцать лет носите в себе секрет? И этот секрет связан с этими садами? Со свержением иранского королевства? Все это очень мутно".
"Я знаю. Так и должно быть, пока я не объясню. Эти сады, эти девушки, Апама и ее школа, а в конечном итоге мы с тобой, замок Аламут и то, что за ним, - все это элементы долгосрочного плана, который я превратил из фантазии в реальность. Сейчас мы посмотрим, насколько верны были мои предположения. Вы мне нужны. Мы стоим на пороге великого эксперимента. Для меня нет пути назад. Мне трудно это выразить".
"Ты всегда меня удивляешь, Хасан. Говори. Я внимательно слушаю".
"Чтобы вы лучше меня поняли, я загляну далеко в прошлое своей юности. Как вы знаете, я родился в Тусе, и моего отца звали Али. Он был противником Багдада и Сунны, и я часто слышал дома разговоры об этих вещах. Все эти конфессиональные споры о Пророке и его наследниках казались мне чрезвычайно загадочными и притягивали меня с необычайной силой. Из всех воинов мусульманской веры Али был ближе всего моему сердцу. Все, что касалось его и его потомков, было полно тайны. Но больше всего меня трогало обещание, что Аллах пошлет в мир кого-то из его рода в качестве Махди, последнего и величайшего из пророков. Я спрашивал своего отца, просил его родственников и друзей рассказать мне, каковы будут признаки аль-Махди и как мы должны будем его узнать. Они не могли сказать мне ничего конкретного. Мое воображение разгорелось. В один момент я видел Махди в том или ином дайе или верующем, в том или ином сверстнике, а одинокими ночами я даже задумывался, не являюсь ли я сам ожидаемым спасителем. Я горел, я практически сгорал от желания узнать больше об этом учении.
"Потом я услышал, что в нашем городе скрывается некий даи по имени Амирех Зараб, который был полностью посвящен во все тайны пришествия Махди. Я расспрашивал о нем, и один мой старший двоюродный брат, который не особенно любил шиитов, сказал мне, что даи принадлежит к секте исмаилитов и что приверженцы этой секты втайне софисты и безбожные вольнодумцы. Теперь мне было действительно интересно. Еще не достигнув двенадцати лет, я разыскал его и тут же набросился на него с вопросами. Я хотел услышать из его уст, действительно ли доктрина исмаилитов - это всего лишь прикрытие для вольнодумства, и если да, то что это означает для прихода Махди. Амирех Зараб в тоне крайней насмешки начал объяснять внешнюю доктрину исмаилитов: Али был единственным законным наследником Пророка, а сын Исмаила Мухаммед, восьмой по линии Али, когда-нибудь вернется на землю как аль-Махди. Затем он разделил волосы по поводу других шиитских сект и осудил тех, кто считал, что двенадцатый имам, который не будет из рода Али, явится верующим как аль-Махди. Все эти разборки между отдельными людьми показались мне банальными и жалкими. В них не было ни малейшего намека на тайну. Я вернулся домой неудовлетворенным. Я решил, что с этого момента не буду беспокоиться об этих доктринальных спорах и, подобно своим сверстникам,
"Все время, пока я осыпала его оскорблениями, я ожидала, что он набросится на меня и выставит за дверь. Но рефик терпеливо выслушал меня. Я заметил, что на его губах играет нечто вроде довольной улыбки. Когда у меня наконец закончились слова, он сказал: "Вы с отличием прошли испытание, мой юный друг. Я предсказываю, что однажды ты станешь великим и могущественным даи. Ты достиг того момента, когда я могу открыть тебе истинную доктрину исмаилитов. Но сначала ты должен пообещать мне, что ни с кем не будешь делиться ею, пока не пройдешь инициацию". Его слова поразили меня до глубины души. Значит, моя догадка все-таки оказалась верной, и тайна существует? Я дал обещание дрожащим голосом, и он сказал мне: "Доктрина Али и Махди - это всего лишь приманка для массы верующих, которые ненавидят Багдад и почитают имя зятя Пророка. Однако тем, кто способен понять, мы объясняем, как установил халиф аль-Хаким, что Коран - это продукт замутненного мозга. Истина непознаваема. Поэтому мы ни во что не верим и не имеем ограничений в своих действиях". Меня словно ударило молнией. Пророк - человек с помутившимся мозгом? Его зять Али - идиот, раз поверил ему? А учение о пришествии Махди, это славное, полное тайн учение о приходе спасителя, просто сказка, придуманная для простых людей? Я закричал на него: "Какой смысл обманывать людей?! Он сурово посмотрел на меня. Разве вы не видите, что мы стали рабами турок?" - сказал он. И что Багдад в союзе с ними, а народ недоволен? Для них имя Али священно. Мы использовали его, чтобы объединить их против султана и халифа". Мой язык словно парализовало. Я прибежал домой, словно обезумев. Я бросился на кровать и заплакал. В последний раз в жизни. Мой волшебный мир разбился вдребезги. Я заболел. Сорок дней и ночей я висел между жизнью и смертью. Наконец лихорадка прошла. Ко мне вернулись силы. Но это был совершенно новый человек, заново пробуждающийся к жизни".
Хасан замолчал и погрузился в раздумья. Мириам, которая все это время не отрывала взгляда от его рта, спросила его: "Как получилось, ибн Саббах, что ты сразу поверил в это безбожное учение, когда предыдущий учитель полностью разочаровал тебя?"
"Позвольте мне попытаться объяснить вам. Действительно, первые даи провозгласили ряд вполне определенных "истин", но за ними я почувствовал нечто такое, что вызвало у меня подозрение. Они не удовлетворили моего любопытства, моего стремления к истине, к какому-то высшему знанию. Я пытался принять их как настоящую истину, но мое сердце отвергало их. Правда, я не сразу понял то, что говорил мне второй учитель. Но его учение поселилось в моей душе, как смутное предчувствие чего-то темного и ужасного, что когда-нибудь откроется моему пониманию. Мой разум пытался отвергнуть его, но сердце приняло его. Когда я оправился от болезни, то решил выстроить всю свою жизнь таким образом, чтобы, повзрослев, достичь такого состояния, когда утверждение рефрика не будет вызывать сомнений, или же я буду ясно осознавать его ошибочность. "Ты должен проверить, насколько верны утверждения рефрика, - сказал я себе, - в реальной жизни". Я решил изучить все, не упуская ничего из того, что было известно людям. Вскоре представилась возможность. Молодость - она такая, какая есть, и я не мог молчать об этом. Я начал обсуждать вопросы, волновавшие мой дух, со всеми, кто хотел слушать. У моего отца уже была репутация тайного шиита, и он испугался. Чтобы развеять подозрения в том, что он неверный, он отправил меня в школу в Нишапуре, которой руководил Муафик Эдин, человек, широко известный как ученый юрист и суннитский догматик. Там я познакомился с Омаром Хайямом и будущим великим визирем Низамом аль-Мулком.
"О нашем учителе мало что можно сказать. Он цитировал множество авторов и знал Коран от первой до последней суры наизусть. Но он ни на йоту не смог удовлетворить мою страсть к знаниям. Поэтому встреча с двумя моими одноклассниками была тем более сильной. Будущий визирь был родом из Туса, как и я, и нас обоих звали одинаково: Хасан ибн Али. Он был старше меня на восемь-десять лет, и его знания, особенно в области астрономии и математики, были уже весьма обширны. Но вопросы веры, поиски истины как таковой - все это не имело для него значения. Именно тогда меня впервые осенило, какие огромные пропасти существуют между людьми. Он никогда не слышал об учителях-исмаилитах, проезжавших через Тас, и не переживал интеллектуального кризиса, который практически стоил ему жизни, как я. И все же он обладал мощным интеллектом, превосходящим большинство других.