Аландский крест
Шрифт:
— И сколько же всего предполагается завербовать?
— Как я слышал, речь идет минимум о тридцати тысячах штыков.
— У этих вербовщиков губа не дура! — присвистнул я. — Только знаешь что. Нас в самом скором времени начнут обвинять во всех смертных грехах и, в особенности, в пропаганде. Так что будет лучше, если эта информация просочится сначала в нейтральную печать, а уж потом мы ее подхватим. Сможешь?
— Обижаете, ваше императорское высочество!
Глава 22
Стоит ли говорить, что мое выступление перед газетчиками повергло весь Венский двор в ужас.
Разумеется, ничего подобного не происходило, но насмерть перепуганные Франц-Иосиф с Буолем предпочли сделать вид, что ничего особенного не случилось, а когда я объявил о намерении покинуть столицу Австрии, и вовсе облегченно вздохнули. Правда, на всякий случай предприняли кое-какие меры по моей охране.
Поскольку Костя со времен памятного 1848 года состоял шефом 18-го Богемского Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Николаевича пехотного полка, то все мои дальнейшие передвижения по территории Дунайской империи проходили под конвоем, состоящим из солдат-богемцев. Вроде как и мне потрафили, и от лишних контактов прикрыли. Замечу лишь, что офицеры полка, бывшие по большей части чехами, отнеслись к своим обязанностям со всей возможной серьезностью и рьяно взялись за дело.
Впрочем, это уже не имело значения. Добравшись до Любляны по «чугунке» (движение поездов по этому маршруту открылось только в прошлом году), мы не без сожалений пересели в экипажи и через горы докатили до Триеста, где нас ждал колесный пароход «Мария-Терезия», на котором тут же подняли флаг сопровождавшего меня эрцгерцога Максимилиана. Ну и мой заодно, все же я старше по званию.
Дорогой мы часто беседовали. Я рассказывал ему о сражениях Восточной войны, Макс делился со мной своими проблемами, внимательно прислушиваясь к полученным советам.
— На верфи в Поле мы строим сейчас винтовые корабли: один линейный и по два фрегата и корвета, но пока они еще не спущены на воду…
— Вот и не торопитесь.
— Но почему?
— Я же вроде рассказывал тебе о французской новинке — плавучих броненосных батареях типа «Девастасьон»… Как думаешь, что сможешь противопоставить ее броне, если придется столкнуться в море?
— Боюсь, что нам останется разве что укрыться в портах…
— Вот именно. Но поскольку скорого визита вражеских армад в Адриатическое море не ожидается, у вас есть время, чтобы как следует подготовиться. Промышленность у вас есть. Пользуйся этим…
— А как ты собираешься противостоять закованным в броню левиафанам?
— Скоро ты все узнаешь.
— Это ведь мины, правда? Ну, скажи…
— Нет. Иначе сюрприз не получится. И не обижайся.
— Даже не думал. Я ведь все понимаю.
Молодой обер-комендант [1] австрийского флота слушал внимательно мои рассказы об управлении Морским министерством. Идея отделить управление морскими делами от сухопутной армии с ее откровенно устаревшими подходами показалась Максу выгодной. Он даже в шутку позавидовал моему положению.
Венеция не произвела на меня особого впечатления. Впрочем, зима не лучшее время для прогулок по ее каналам и площадям. Сыро, холодно, промозгло. В Большом канале утром по краям была заметна наледь, а по его середине плавали крупные мутноватые льдины. Да и задерживаться у меня времени не было. В городе дожей стало ясно, что слухи о подписании Пьемонтом договора об антирусском союзе Сардинии с Францией и Британией вот-вот станут реальностью.
Граф Кавур сумел-таки убедить короля Виктора Эммануила II присоединиться к нашим противникам, упирая на помощь, которую они могут оказать в борьбе с главным противником объединения Италии — Австрией. К счастью, монархия у них конституционная, и без ратификации договора в обеих палатах парламента эта бумага все еще не действительна. А господа-депутаты в большинстве своем не очень понимали, зачем их согражданам отправляться воевать в далекую и холодную страну.
Так что шанс остановить это безумие был. Как бы скептически я ни относился к боевым качествам итальянцев, двадцать пять тысяч отборных пьемонтских линейных пехотинцев и берсальеров — сила весьма немалая. И делать такой подарок Пальмерстону и Наполеону III лично я не готов! В связи с чем знакомство с австрийскими флотом и военно-морскими базами пришлось сократить до минимума.
Визит в Италию начался с Падуи, в окрестности которой меня по приказу Макса доставил все тот же пароход. Сам эрцгерцог предпочел остаться на своей территории, чтобы лишний раз не дразнить итальянцев. Все же Габсбургов там не любят.
На пристани меня встретил наш посланник при Сардинском дворе с типично русской фамилией — фон Штакельберг. К сожалению, для нашего дипломатического ведомства это скорее норма, нежели исключение. Так сказать, тяжкое наследие бывшего канцлера Нессельроде, пихавшего немцев на все важные посты в своем министерстве.
Впрочем, к почтеннейшему Эрнесту Густавовичу все это относилось в наименьшей степени. Бравый офицер, служивший в свое время на Кавказе, из-за нездоровья был вынужден перейти сначала на штабную работу, а потом и вовсе стать атташе или, как сейчас говорят, «военным агентом» при посольстве в Австрии. Продолжая числиться по артиллерии и достигнув генеральских чинов, Штакельберг показал себя прекрасным дипломатом, в связи с чем и был повышен до ранга посланника при дворе Виктора-Эммануила.
— Сказал бы, что рад приветствовать ваше императорское высочество на итальянской земле, — без обиняков заявил он мне при встрече, — но боюсь погрешить против истины. Ситуация сложилась более чем серьезная. Со дня на день ожидается ратификация договора с Англией и Францией, после чего мне и моим сотрудникам не останется ничего, как получить паспорта и покинуть королевство.
— Сколько у нас времени?
— Дня три, не более.
— Успеем добраться до столицы?
— За это не беспокойтесь. Несмотря на свойственное здешним жителям разгильдяйство, недавно оконченная железная дорога действует без нареканий. Уже завтра утром мы будем в Турине.