Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
328
читать лиловые книжки. Помню, как в университете
Блок торжественно мне передал первую свою книжку
с ласковой надписью — «грифовское» издание с готи
ческим рисунком на обложке, который я тут же опроте
стовал, как ложь и несоответствие. Для литературного
университета книжка была праздником. Молодежь дога
далась о ее значении раньше, чем критика. Я упорно мно
гого не понимал и требовал объяснений непонятных мест,
совсем
ничего объяснить не мог и только улыбался своей безмя
тежной и каменной улыбкой греческой статуи.
Для него тогда был первый трудный период. К выхо
ду книги уже определился раскол в его центральном об
разе, и небесные черты Девы, встреченной в храме, уже
болезненно искажались, подготовляя образ Незнакомки.
Райская чистота первых видений уже столкнулась с ми
ром фабричных перекрестков. Поставленные в первой
книге теза и антитеза расширялись и раздирали поверх
ностный синтез последнего стихотворения книги 8. Все
юношеские муки мысли, ставшие известными только те
перь, по недавно обнародованным стихам периода до Пре
красной Дамы, обнажались под первыми проблесками уже
шедшей революции. Блок Прекрасной Дамы уже тогда
спорил с Блоком «Двенадцати». И этот внутренний спор
приходилось выдерживать ему и вести одному, потому что
литературное болото «Нового пути» и немного позднее —
«сред» Вячеслава Иванова старалось закрепить, зафикси
ровать, сделать стилем Блока только тезы, Блока мистики
деревенской церкви. В обоих лагерях критики, как шипя
щей, так и кадившей, не было ни одного голоса, который
оценил бы и двинул Блока антитезы, Блока фабричных
перекрестков. Теперь это может быть ясно в с е м , — тогда
это никому не было видно, и если Блок пришел к «Две
надцати» — в этом его личный подвиг, в этом его вели
чайшая победа над мещанской средой, засасывавшей то
гда его первоцвет так же, как теперь засасывается его
память.
3
Тревожный, ищущий, обворожительно кроткий, встре
тил Блок Пятый год. Помню, как Любовь Дмитриевна с
гордостью сказала мне: «Саша нес красное знамя» — в
одной из первых демонстраций рабочих 9. Помню, как
329
значительно читал он стихотворение, только что написан
ное, где говорится о рыцаре на крыше Зимнего дворца,
склонившем свой меч 10. Бродили в нем большие замыс
лы. Он говорил, что пишет поэму — написал только от
рывок о кораблях, вошедший в «Нечаянную Радость» 11.
Эта зима, с черными силуэтами детей, подстреленных
9
патрулями, разъезжавшими по городу, была для него
зимой большого творчества, давшего позднее «Нечаянную
Радость», основные темы которой зрели тогда. Прилив
сил, освеженное чувство природы, детски чистое ощуще
ние цельности мироздания дал Блоку Пятый год. Летом
он увидел болотного попика 12, бога тварей, что было
большой дерзостью тогда. Долго искал он объединяющего
названия для новой книги. Помню, Белый, на узеньком
листике, своим порхающим почерком набросал около де
сятка н а з в а н и й , — было среди них: «Зацветающий по
сох» 13. К выходу книги Блок остановился на «Нечаян
ной Радости». Но гибель революции Пятого года и свя
занный с ней расцвет мистического болота не дал всем
этим исканиям развернуться в полнозвучную песню. Все
же эта книга остается единственной книгой радости Бло
ка. Дальше пошли пытки и голгофы.
К этому периоду относится время наибольшей моей
дружбы с ним. Я жил в Лесном. Блок умел и любил гу
лять в лесу, на окраинах. Мы ходили весной через
Удельный парк, к Озеркам, зеленый семафор горел на
алой заре. Летом мы опять переписывались. Мужествен
но-здорового, крепкого, деревенского много было в Блоке
этого периода. Мистическая дымка первых дней отлетела
от него, тревога и хмель снежной ночи 14 еще не нахлы
нули. Он еще не думал о театре, родившемся из его раз
двоенности. Северная сила была в нем, без неврастении
Гамсуна, без трагедий Ибсена. Была возможность Блока,
нигде не узнанного, каким он был бы, если бы Пятый
год был Семнадцатым. Была возможность могучего сдвига
таланта в сторону Пушкина (от Лермонтова — властите
ля ранних дум Блока) и Толстого (от Вл. Соловьева, со
знательно взятого в вожди в первый период). Этого Бло
ка выявить и высвободить нужно, чтобы понять огромный
запас сил, с каким он совершил свое нисхождение в про
вал между Пятым и Семнадцатым годами. Но история
готовила ему другую судьбу. Реакция убила его Соль
вейг 15 и от музыки зеленого леса привела его к арфам
330
и скрипкам цыганского оркестра. Важно указать, что он
знал и любил себя — силача, здоровяка. Никогда после
он так хорошо не умел смеяться и шутить, как в этот
период. Помню, играли мы втроем: он, я и Владимир
Пяст, пародируя названия книг и фамилии новых поэтов.