Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
издали поется мне каждый день теперь. И рядом с этим,
например, Врубель, который меня затягивает и пугает
реально, особенно когда вспомнить, что с ним теперь» 22.
Этой осенью нас обоих совершенно раздавила новая
книга Брюсова «Urbi et Orbi». «Я едва выкарабкиваюсь
из-под тяжести его с т и х о в » , — писал Блок о Брюсове.
«Скоро сам напишу стихи, которые все окажутся дубли
катом Брюсова». «На языке до сих пор Брюсов. Он не
змеею
мучает меня приблизительно с твоего отъезда, ибо тогда
я стал читать его книгу».
Здесь Блок говорит о моем приезде к нему в ноябре
1903 года, когда я останавливался у него в казармах
Гренадерского полка. Тогда уже он показался мне не та
ким, каким я ожидал его встретить после августа. Про
щаясь с ним в Шахматове, я усиленно советовал ему
заняться чтением «Истории теократии». Но вместо этого
нашел у него на столе «Будем как солнце» и «Только
любовь» Бальмонта. В новых его стихах уже не было
ничего похожего на «конец всеведущей гордыне», «ангель
ские крылья» и «леса лилий». Вместо этого появилось:
В роще хохочет под круглым горбом
Кто-то косматый, кривой и рогатый.
Но нашей дружбе, нашему единению в мистической
идее Владимира Соловьева еще суждено было пышно рас
цвести на рождестве 1903 года, когда Блок с женой при
ехал ко мне в Москву.
7
И теперь еще в начале Спиридоновки, недалеко от
Большого Вознесения, можно видеть белый двухэтажный
дом, принадлежавший братьям Марконет. Когда-то в
117
уютной квартире первого этажа собиралось большое и
веселое общество у моего дяди А. Ф. Марконета. Теперь
хозяина уже не было в живых, вдова его была больна и
временно находилась в лечебнице. В квартире жила
только старая кухарка Марья. За неимением места у
меня, я предложил Блоку остановиться в квартире Мар-
конет. Прямо с вокзала Блок приехал ко мне и поспел
к утреннему чаю. Здесь произошла первая встреча Блока
с Белым — начало знакомства, имевшего такие важные
последствия для них обоих. Они не видались раньше, но
излишне было их знакомить. «Здравствуйте, Борис Ни
к о л а е в и ч » , — твердо сказал Блок, пожимая руку Белому.
Сели. Блок закурил и начал внешний разговор о Петер
бургском университете, о поэте Леониде Семенове, ко
торый ораторствует на митингах «в консервативном духе».
В тот же день Блок переехал на Спиридоновку, и
в течение нескольких недель почти каждый вечер мы со
бирались в пустой
Блоком до глубокой ночи. Успех Блока и Любови Дмит
риевны в Москве был большой. Молчаливость, скром
ность, простота и изящество Любови Дмитриевны всех
очаровали. Бальмонт сразу написал ей восторженное
стихотворение, которое начиналось:
Я сидел с тобою рядом,
Ты была вся в белом 23.
Ее тициановская и древнерусская красота еще выиг
рывала от умения изящно одеваться: всего более шло к
ней белое, но хороша она была также и в черном, и
в ярко-красном. Белый дарил ей розы, я — лилии. Пора
жало в ней отсутствие всякого style moderne. Она была
очень милой и внимательной хозяйкой. Блок бегал в угло
вую лавочку за сардинками, Любовь Дмитриевна разли
вала великолепный борщ.
Днем я водил Блоков по кремлевским соборам, мы
ездили в Новодевичий монастырь. Мы бродили между мо
гил Новодевичьего монастыря в морозный, голубой ян
варский день. Маковки собора горели, как жар. Весь
собор был белый, полукруги икон под куполом — из ясной
бирюзы с золотом. Мы долго смотрели на эти иконы.
Визжал дикий ветер января, крутя снежинки. Блок го
ворил: «Особенно хороши эти иконы через дерево» (вы
сокие, обнаженные дерева колыхались перед храмом).
Наступала морозная, рдяная заря. Мы, иззябшие, возвра-
118
щались в город, на Спиридоновку. Вечером — интимное
собрание в доме Марконет с Белым или вывоз в свет
петербургских гостей.
Во дворе дома Марконет, во флигеле, жил одинокий
старичок Владимир Федорович Марконет, учитель истории
в отставке, на пенсии. Русское добродушие сочеталось в
нем с веселостью и галантностью француза. Он сразу стал
поклонником Блоков, не без кавалерства раскланивался
перед Любовью Дмитриевной и каждый день забегал к
нам со двора, чтобы бросить несколько шуток. Блок вспо
минал его потом в письме: «Бывало, пройдет за окном Вла
димир Федорович в высокой шапке». Любовь Дмитриевна
собиралась вышить ему подушку, но так и не собралась...
Казалось, нам с Блоком и Белым открывается дол
гий путь втроем, заключался прочный триумвират. А в
действительности это была вспышка перед концом...
8
В январе Блок вернулся в Петербург завзятым моск
вичом. Петербург и Москва стали для него символами
двух непримиримых начал. Все в Москве ему нравилось: