Александр Посохов. "Всемогущий из С С С Р"
Шрифт:
– Никогда людей не бил и бить не буду, - заикаясь, отвечает Маевский.
– Какими бы баранами они ни были.
Все откровенно хохочут над таким ответом.
– Тогда я за тебя это буду делать, - ещё громче и пафосно произносит Панкратов.
– У нас гвардейская дивизия или стадо животных. Кто ещё хоть раз его тронет, будет иметь дело со мной. А я рога быстро обломаю. Все слышали?
– И Панкратов, заложив руки за спину, медленно проходит мимо собравшихся вдруг снова в строй солдат.
Угроза подействовала. Издевательства в отношении Маевского и даже просто мелкие колкости и насмешки в его сторону
Панкратов и Маевский сидят на скамейке возле футбольного поля и разговаривают.
– Демобилизуюсь и сразу в аспирантуру, - говорит Маевский.
– Если не поступлю, то снова пойду на преподавательскую работу. До армии я ассистентом на кафедре истории партии в институте работал. А у тебя какие планы?
– Да какие у меня планы, Веня, - отвечает Панкратов.
– До дембеля ещё почти год. Ну, а потом в юридический поступать буду, как и хотел. Только теперь уже на заочное отделение. Скоро мне двадцать лет, а это уже солидный возраст. Работать надо и матери ещё помогать.
– А ты приезжай к нам в Москву, - приглашает Маевский.
– Столица всё-таки. Там и учиться поступишь и работу найдёшь. Отец пишет, его в горком партии взяли. Поможет, если что, я попрошу. Отец у меня хороший, давно на партийной работе. Кстати, мог бы от армии меня отмазать, но не стал. Вот такой он у нас с матерью сознательный коммунист.
Глава 4.
Начало семидесятых
Панкратов в военной форме с дембельским чемоданом в Москве, на Красной площади. Смотрит на всё вокруг и тихо вслух как бы обращается к городу:
– Ну, вот мы и встретились. От меня не скроешься.
Этим же днём Панкратов у Маевских дома. Дверь в квартиру ему открыл сам Маевский. За его спиной стоит и приветливо улыбается миловидная девушка.
Панкратов и Маевский обнимаются.
– Познакомься, Саша, это Люда, моя жена, - искренне радуясь встрече, говорит Маевский.
– В это время из комнаты в коридор выходит высокий мужчина в очках. Маевский представляет его.
– А это мой отец, Геннадий Георгиевич.
– Проходи, дорогой, мы тебя давно ждём, - говорит отец Маевского и жмёт Панкратову руку.
– С утра, как ты позвонил из аэропорта, очень ждём. Жена вон, Диана Аркадьевна, даже торт свой фирменный испекла.
– Да я в центре побывал, - оправдывается Панкратов.
– На Красной площади был, по улице Горького прошёл.
Из кухни выходит мать Маевского, в фартуке, с полотенцем в руках, и говорит:
– Наконец-то, прибыл. Дай-ка я на тебя погляжу. Ну, точно, как на плакатах солдат изображают. Давай, раздевайся и за стол.
– Панкратов снимает китель.
– Пойдём, я тебе покажу, где умыться, - говорит она, провожает Панкратова в ванную комнату и по пути благодарит его.
– Спасибо тебе за Венечку, он нам всё про вашу дружбу в армии рассказал. Он ведь у нас совсем за себя постоять не может. Пока он служил, мы тут с Людочкой извелись совсем. Боялись, не очень ли его там обижают.
В комнате,
– Я тоже советую тебе переехать в Москву, - говорит Панкратову отец Маевского.
– И поступить в ВЮЗИ. Уважаемый юридический институт, между прочим, хоть и заочный. А с пропиской и работой я помогу.
– Может, действительно, Саша, лучше тебе заочно учиться, как ты и хотел, - добавляет Маевский.
– Никакого распределения, а диплом такой же. С третьего курса по специальности уже сможешь работать. Либо юристом в народное хозяйство, либо в органы пойдёшь.
– Ну, это мы посмотрим ещё куда, - говорит Геннадий Георгиевич.
– Пока ты, Александр, получай там у себя дома паспорт и решай, что делать. Надумаешь, снимайся отовсюду с учёта и приезжай.
Панкратов с тем же чемоданом, но уже в гражданском костюме, у подъезда своего дома в Свердловске прощается с матерью.
– Всё, мама. На вокзал не надо ехать, сам доберусь.
Мать обнимает и целует Панкратова.
– Береги себя, сынок, - говорит она, вытирая слёзы.
– А, может, ещё передумаешь? Ну, съезди, погуляй и возвращайся. Я тебя так ждала, скучала. И я одна тут. Думала, приедешь, семьёй обзаведёшься, внуков понянчу. Оставайся, Саша, ну кому ты там нужен. Да ещё характер у тебя такой неуживчивый, обязательно во что-нибудь встрянешь или разругаешься с кем-нибудь в пух и прах.
Панкратов тоже обнимает мать и успокаивает её:
– Да я же говорю тебе, хорошие они люди. Обещали во всём помочь. Но не это главное. Запомни раз и навсегда, ничего страшного и неисправимого с твоим сыном никогда и нигде не произойдёт. Я у тебя умный и сильный, всё вытерплю и вывернусь из любой опасной ситуации. Когда надо, выдержки и спокойствия у меня хватит. Ну, чего ты, на самом деле, чувствительная такая стала. Встречала, тоже плакала.
– Да, плакала, - подтверждает мать.
– От радости, что ты никого там, в Германии, не прибил.
– Опять ты об этом, - качает головой Панкратов.
– На отца, что ли, намекаешь. Но я же не он. А сейчас чего плачешь? Перестань, мама. Я знаю, что тебе плохо одной. Я тебя тоже очень люблю и тоже скучаю по тебе. Повторяю, при первой же возможности я заберу тебя к себе. Всё, я пошёл.
Панкратов уходит. Отойдя немного от дома, он оглядывается на свою мать, так и стоящую у подъезда с платочком в руках, на свой старый сарай, на свою почерневшую от времени полусгнившую голубятню.
В квартире Маевских Геннадий Георгиевич и Панкратов.
– Так, Александр, - говорит Геннадий Георгиевич.
– В институт ты поступил, мы все тебя уже с этим поздравили. А теперь о работе, какую я тебе подыскал и предлагаю. Освобождённым секретарём комитета комсомола швейной фабрики, одной из самых крупных в Москве. Правда, не на правах райкома, оформят тебя пока электриком. Но это временно. Там считают, что вожаком у девушек обязательно должен быть парень, желательно помоложе, чтобы подольше поработал на этой должности. С руководством я уже согласовал твою кандидатуру. Ты ведь не из актива района, и они о тебе ничего не знают. Жить будешь в хорошем общежитии фабрики со всеми удобствами. Так, что условия для учёбы и для всего остального будут. Ну, как?