Алитет уходит в горы
Шрифт:
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Милиционер Хохлов вернулся домой в крайне удрученном состоянии. Он пришел к заключению что его милицейская служба уже кончилась: Саблер удрал, и этого Лось ему никогда не простит.
По всему видно было, что Саблер поспешно бросил свою землянку: в печке бумажный пепел, никаких ценных вещей в землянке не было, разный хлам разбросан повсюду.
– Таня, ты не слышала ничего про того русского, который жил на реке? Не проезжал он в ревком? Не было слухов?
– озабоченно спросил Хохлов жену.
– Нет.
– И она подала ему письмо в закрытом конверте.
Хохлов разорвал конверт и беспокойно погрузился в чтение. В письме сообщалось:
"Товарищ Хохлов! За время развозного торга я натолкнулся на жилище американца Ника. Юрта его стоит на Горячих ключах. Я ее обследовал. Видно, что он куда-то отлучился. Из-за кормов я не мог дождаться его. В сенках юрты обнаружил мотор, завернутый в шкуры, который на всякий случай я забрал. Есть слухи будто американец со вскрытием реки собирается утекать. Советую обратить на это дело сугубое внимание и революционную бдительность. Поскольку есть мотор, должен быть и вельбот.
С коммунистическим приветом Р у с а к о в.
Жена моя, Анна Ивановна, шлет тебе поклон, часто вспоминает нашу поездку на пароходе "Совет" и сердится, что редко приезжаешь к нам. При сем прилагаю записку инженера Дягилева. Может быть, понадобится".
Хохлов развернул вторую записку:
"Зав. факторией Русакову.
Прошу подателю сей записки оленеводу Камэрину выдать три пачки патронов 30 на 30, одну пачку 30 на 40, четыре кирпича чаю, один килограмм табаку ("папуша"), десять коробков спичек (желательно серных), четыре метра кумачу и на восемь рублей товаров по его усмотрению.
Это замечательный проводник. Очень прошу отнестись к нему повнимательней. Сейчас он привез меня на Горячие ключи.
Сердечный привет милейшей Анне Ивановне.
Крепко жму руку.
Ваш инженер Д я г и л е в.
P. S. На Горячих ключах у американца Ника предполагаю пробыть три-четыре дня. На всякий случай сообщаю координаты Горячих ключей: среднее течение реки Амгуэмы, ниже водопада километров двадцать, правый берег по притоку Ичунь - километров тридцать пять.
19 мая. В. Д.".
– Эге!
– воскликнул Хохлов, прочтя письмо.
Он запустил пятерню в свою пышную прическу и с душевной болью подумал:
"Вот если Саблер с этим Ником соберутся и дернут в Америку! Не сносить, Хохлов, тебе тогда головы".
Милиционер крякнул, и тут же у него родился план. Раз есть вольбот, то они должны спускаться к устью Амгуэмы...
– Таня! Иди скажи старику, пусть готовит байдару. Отвезет нас в устье. Там в палатке поживем.
И вскоре милиционер Хохлов перебазировался в устье реки Амгуэмы.
– Вот на том островке яйца есть. Гусиные. Много их там, - сказал старик тесть.
Этот островок в устье реки и назывался Гусиным. Во время половодья его заливало водой, и он исчезал. Но как только вода спадала, на нем буйно принималась расти высокая
Оставив зятя в устье, старик направился домой пешком.
Милиционер разбил палатку, расстелил оленьи шкуры и лег спать, наказав Тане строго-настрого следить за рекой и немедленно разбудить его, если она что-либо увидит.
Расчет у Хохлова был прост: сидеть на берегу и караулить беглецов с винтовкой в руках; предупредительными выстрелами заставить их пришвартоваться к берегу; выгнать беглецов на прибрежную полосу, заставить их раздеться догола, прогнать их голыми метров сто в глубь тундры, а тем временем произвести обыск, затем, заняв корму вельбота, рулить, а их силой оружия заставить грести. Таким образом, за каких-нибудь десять дней можно доставить их живьем в ревком.
Таня была посвящена в этот план и, сидя на береговом холмике, зорко следила за всем, что делалось в устье реки.
Днем милиционер спал, а ночью следил за рекой сам. Ночи были светлые и от дня отличались только прохладой.
Хохлов поехал на остров Гусиный и привез почти полную байдару яиц. Он ловил рыбу, спуская в реку сетку длинным шестом. Рыбы попадалось так много, что вдвоем они не успевали ее обработать. Рыбу нужно было выпотрошить, развесить на шестах, чтобы она вялилась на солнце. А когда надоедала эта работа, Хохлов поднимался на холмик, усеянный морошкой, ложился и ел ягоду прямо с корня, посматривая на реку. Единственно, чего опасался Хохлов, - это туманов: в тумане можно не разглядеть вельбота. И он решил вместе с Татьяной в туманные дни курсировать на байдарке и прислушиваться к говору людей: ведь не молча же они будут плыть, в тумане тоже надо советоваться.
Места эти были пустынны на сотню километров и в ту и в другую сторону побережья...
Однажды, когда милиционер спал, Таня прибежала в палатку.
– Вельботы!
– крикнула она.
Хохлов схватил винтовку и выбежал наружу.
Вдоль берега моря шла байдара, а за ней два вельбота. Шум моторов оглашал воздух, и лодки приближались с удивительной быстротой. Было совершенно ясно, что это не беглецы. Хохлов залез на холмик, выстрелил вверх и замахал шапкой.
Но Лёк и без того давно уже заметил палатку и взял курс на нее. Разве можно пройти мимо жилого места? Тем более что надо же показать людям, как ходит байдара.
Лёк первым вошел в устье; встречное течение замедлило ход байдары.
– Ты что-о-о здесь делаешь, Хохлов? Рыбу ловишь?
– глядя на вешала, спросил Русаков, здороваясь с милиционером.
– Судаков ловлю. По моим расчетам, скоро должны спускаться по реке Саблер и этот Ник. Сбежал Саблер, а бежать ему, окромя как к Нику, некуда.
– О-о-они на вельботе, а ты на берегу? Как же ты их думаешь за-а-адержать?
– А винтовка на что? На худой конец перестреляю их - и всему делу венец.