Алитет уходит в горы
Шрифт:
– Надо похоронить поскорей его.
– На нашем кладбище нельзя. Надо его отвезти в Лорен, где он постоянно жил, - сказал старик.
Когда труп был доставлен туда, где мистер Томсон прожил более двадцати лет, на берег прибежала Рультына. Она с ужасом посмотрела на Чарли и, отойдя в сторону, где стояли Мэри с Яраком, тихо спросила:
– Мэри, а Бэн где?
– Не знаю.
– Ярак, где Бэн?
– Утонул он. Все утонули.
Рультына опустилась на гальку. Ноги перестали держать ее. Подошел
Рультына встала. Она подошла к Мэри и сказала:
– Надо ему сшить новую кухлянку и отвезти в камни, на кладбище.
– Рультына, пусть его хоронит Сайм по-своему, по-американски. Не надо его отвозить на наше кладбище. Чарли не был настоящим человеком, - с грустью ответила Мэри.
К Н И Г А В Т О Р А Я
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В безоблачном иссиня-черном небе бродит круглосуточное солнце, ярко освещая приморский берег и темно-зеленую ширь океана. Ни одной льдинки на море, ни одной тучки на небе. Кажется, и солнцу одному скучно бродить в небесных просторах.
В ложбинках уже зазеленела трава, запестрели цветы. Они выскочили тут же, как только сошел снег, точно торопясь жить в этой стране с коротким полярным летом. Даже зверь не топчет их, обходя разноцветный ковер по его кромке.
Красные, голубые, желтые, на тонких стебельках, они словно прислушиваются нежными, прозрачными лепестками к струящимся потокам теплого воздуха. Будто настороженно, они следят за солнцем и, как только оно опустится к горизонту и охладится воздух, быстро закрывают свои лепестки.
И сразу в ложбине гаснет разноцветный ковер.
Около яранг дремлют собаки, изредка лениво открывая глаза. Они уже не возят груженые нарты и, развалившись на пригретой солнцем морской гальке, целыми днями лежат вытянувшись, а не сжавшись в комок, как зимой. Они набираются сил для зимней работы.
И море в эту утреннюю пору словно разлепилось. Оно еле-еле колышется, нежно облизывая наносный галечный берег.
Тыгрена сидит на берегу моря и, веселя своего сына Айвама, бросает в воду камешки. Сегодня так не хочется шить торбаза пастухам.
Тыгрена одернула цветное ситцевое платье и улыбнулась. В черных глазах ее блеснул огонек. Небрежно откинув косы за спину, она подумала: "А как противно было надевать это матерчатое платье!"
Разглядывая цветочки на нем, она вспомнила Алитета - и сразу погасла улыбка, уступив место тревоге и страху: так гаснет цветок, почувствовав холодное дыхание ночи.
Алитет уехал на пять дней. Но прошло уже больше двадцати, а его все нет и нет. Все-таки лучше жить, когда не видишь его злых глаз.
Айвам уже научился ходить и звонко смеяться. На нем пыжиковая с капюшоном, отделанным росомахой, кухлянка, красивые маленькие торбаза, вышитые разноцветными оленьими ворсинками. Он
Тыгрена, любуясь им, следит за каждым его движением, за каждым вздохом, за каждым взглядом его черных глаз. И ею овладевает великое чувство радости. В порыве нежности она хватает своего Айвама, высоко поднимает его, потом, прижав к себе, целует.
Она держит его в своих сильных руках и говорит:
– Айвам, это море! Ты будешь великим ловцом! Я сама научу тебя ловкости. Ты станешь настоящим человеком.
Глядя на море - источник жизни, Тыгрена опять вспомнила Алитета.
"Всегда так, - с досадой подумала она, - дома нет его, а в голову все-таки лезет".
И беспокойные думы потянулись одна за другой, как морские волны.
"Опять скоро вернется. Хорошо, что недолго будет в стойбище. Живет в дороге. Луна из маленькой сделалась большой, а он все ездит и ездит. Пусть. Пусть долго не приезжает".
Удивительная пора стоит на Севере в это время! Земля так залита солнцем - глазам больно. Оно щедро посылает свои длинные лучи на землю, радуя человека. Но будто и этого недостаточно: из-за гор поднимается луна. Полная, огненно-красная, она улыбается солнцу.
Тыгрена показывает ее сыну.
– Смотри, Айвам, жена солнца вышла.
Вдали возле берега показалась байдара. Тыгрена громко и восторженно заговорила:
– Смотри, смотри. Айвам! Байдара! Это Ваамчо плывет!
Байдара шла с обнаженной высокой мачтой. От самой верхушки мачты до берега протянулся длинный тонкий ремень. Пять собак бежали по краю берега и тащили на ремне байдару. Быстро скользила байдара по гладкой поверхности моря, приближаясь к стойбищу Энмакай.
Подросток-погонщик в одних нерпичьих штанах бежал рядом с собаками, и на его темно-коричневом теле играло солнце.
Подошла байдара. Ваамчо прыгнул с нее прямо в воду. Задыхаясь от желания рассказать необычные новости, Ваамчо подбежал к Тыгрене. Лицо его было взволновано, и, хотя в байдаре он не работал веслами, пот выступил на его шее. Он молча сел у ног Тыгрены и, глядя в море, тихо проговорил:
– Тыгрена, дурные вести привез я. Я узнал их в соседнем стойбище.
– Какие, Ваамчо?
– тревожно спросила она.
– Хищный морж потопил вельбот Алитета. Пропали люди. Все пропали. Много наших охотников пропало.
– Утонули?! Все?
– переменившись в лице, испуганно спросила Тыгрена.
– Все утонули. Только Чарли Красный Нос вылез на льдину. Его нашли, когда он умирал... И Алитет утонул.
Радость и горе смешались в душе Тыгрены. Она не могла стоять и села на гальку. Прижав сына к груди, она сидела молча. Молчал и Ваамчо. Люди вытаскивали байдару на берег.
Тыгрена ласково взглянула на сына.