Алитет уходит в горы
Шрифт:
– А, Ильич! Здравствуй! Садись, давай закурим, - сказал Лось, вынимая папиросы.
– Это зачем строится?
– спросил старик, показывая на дом.
– Жить и работать. Новые люди приехали. Помогать строить вам новую жизнь. Вон вельботы пришли с моторами. Они будут ходить за моржом без весел. Быстро, как вон тот катер.
– Не знаю, - усомнился старик и, пыхнув папироской, закашлялся.
К концу второго дня на берег прибыл капитан "Совета". Дом вырос до крыши, уже устанавливали стропила.
– Вот, Михаил Петрович, еще крыши нет, а
– Зачем же? Все доведем до конца. Не люблю бросать дело неоконченным. Погода стоит хорошая, шторма не предвидится.
Солнце опустилось почти к самому морю. Раскаленный, ярко-огненный шар, словно боясь погрузиться в холодные воды океана, вдруг стал вновь подниматься по небосклону.
И скоро его длинные косые лучи заиграли на оцинкованной крыше нового ревкомовского дома. Стекла больших рам заблестели, привлекая внимание жителей. Да и сам Лось любовался новым домом.
– Вот теперь заживем!
– мечтательно проговорил он вслух и, вспомнив жену, с тоской подумал: "Все же напрасно капитан не взял ее сюда. Смотри, какой дом! Это же хоромы!" И Лось направился в старый ревком. Он не спал круглые сутки. И, сев за стол, склонил голову, не то от усталости, не то от раздумий. Так и застыл в этой позе. Но тут же, очнувшись, он вслух проговорил:
– Да, хорошо, если бы она была здесь.
Вошел Андрей.
– Дела идут хорошо, - сказал он.
– В доме уже задымила печка, а ты, Никита Сергеевич, будто о чем-то грустишь?
– Это особая грусть, Андрюша, - вставая из-за стола, проговорил Лось и, присаживаясь на скамейку, жестом пригласил его сесть рядом. Одной рукой он обнял Андрея и, глядя в сторону, словно боясь признаться, тихо сказал: - Грустно мне оставаться без тебя, Андрюша.
– Что ты Сергеич! Сколько людей теперь здесь! Свои все люди, советские.
– Сжился я с тобой. Наверное, черт возьми, больше ни к кому так не привыкну...
– И, усмехнувшись, лукаво спросил: - Не ожидал такого объяснения в любви?.. Но ты смотри у меня не вздумай там застрять. Обязательно возвращайся!
– А где же я могу застрять? Я скучать буду по этим местам, да и по тебе тоже... Я только и думать буду о скорейшем возвращении.
– Думать тебе и без того есть о чем. Ты ведь послом едешь от Чукотской державы! В докладе столько наших зимних размышлений, только успевай поворачиваться. Если все, что мы замыслили с тобой, удастся осуществить, народ вздохнет свободней и каждый охотник человеком почувствует себя. Всюду выступай как полномочный представитель ревкома. Понятно?
– Ясно, Никита Сергеевич.
Они помолчали.
– Живой человек, Андрюша, больше может сделать, чем все наши бумажки. Главное, добивайся строительства культбазы. Твоя ведь идея. Капитан сказал мне, что в Москве организовался Комитет Севера при самом ВЦИКе. Туда поезжай. Доходи до самого высокого начальства. Не смущайся, такие ходоки, как ты, не каждый день у них бывают.
– И, хитро подмигнув, добавил:
– Все, все ясно, Никита Сергеевич.
– Зайдет пароход в Лорен, помоги там обосноваться Красному Кресту, школе. Мэри посоветуй учиться на медсестру. Я уже говорил с врачом. Он хороший мужик, наш человек. Ярака надо зачислить заведующим пушным складом. Будем готовить из него заведующего пушной факторией. Жохов еще в пути на пароходе показал себя как антисоветский элемент. Все о нем отзываются очень плохо и даже капитан. Да и мне он не по душе.
Положив блокнот на колено, Андрей быстро записывал наказы и поручения.
– Теперь о мистере Саймонсе. Он должен сдать факторию и выехать с "Советом" до Петропавловска. Навигация кончается, и другого пути у него нет, а то будет неустойка. По ликвидационному договору американцы сдают нам все ходовые товары со скидкой сорок процентов, неходовые - шестьдесят процентов. Ты понимаешь, в чем тут дело. Это все крупные суммы в валюте. Все это надо помнить, как говорил Рынтеу. Назад они не повезут товары, им просто невыгодно. На Жохова в таком деле положиться никак нельзя. Мистер Саймонс к нему быстро подберет ключи. Такого Жохова можно купить с головой и потрохами за двадцать бумажных долларов.
– Никита Сергеевич, инструктора ревкома послать надо.
– Хватит тебя одного. Осипов поедет контролировать другую факторию. Вот все. А теперь, Андрюша, без записи. Моя личная просьба к тебе, как к другу. Постарайся во Владивостоке увидеть Наташу и, если ей здоровье позволит, тащи ее сюда. Работы здесь сам видишь сколько. Разные страсти-мордасти не рассказывай ей. Незачем. Приедет - сама увидит.
– Все, все сделаю, Никита Сергеевич. Можешь положиться на меня, как на себя.
Лось улыбнулся и, обняв Андрея, тихо сказал:
– Знаю, Андрюша!.. Теперь об Айе. Что ты с ним хочешь делать?
– Будет все время со мной ездить. Пусть смотрит на мир своими глазами. Эта поездка для него будет все равно что университет. Вернется будет сам рассказывать о Большой земле. Но, кроме того, у меня есть такая тайная мысль. Скажу тебе по секрету. Вот, предположим, буду я в губревкоме. Айе со мной. Живой представитель народа! Ты знаешь, какое это произведет впечатление? Там, где и нельзя что-либо получить, дадут.
– Ну и хитер ты, Андрюшка!
– Лось довольно засмеялся.
– Здорово придумано! Приедешь в Лорен, выгрузит Жохов свои товары, возьми для Айе костюм, сапоги, белье - все.
"Совет" дал отходной гудок. Все побежали к кунгасу.
Пока Лось и Жуков оформляли на пароходе грузовые документы, Айе стоял у борта и с грустью глядел на родные берега. Не один раз он подумывал сбежать по трапу, сесть к охотникам в байдару и удрать в тундру. Может быть, Айе так и сделал бы, если бы он не знал, что пароход должен зайти в Энмакай выгрузить школу. Очень любопытно посмотреть на Тыгрену, на ее малыша и позлить шамана Корауге: "Вот какой стал я, Айе! Хозяин железного парохода. Я приехал забрать Тыгрену. Она с детства предназначена мне в жены".