Алмазы
Шрифт:
С наступлением ночи ездоки расходились, оставляя после себя беспорядок, включая остатки сахарных палочек. Ранним утром санитары наводили чистоту. Они убирали мусор и расставляли по местам все, что было разбросано за шумную ночь.
Участвовать в бегах могли не только суары и лазутчики, но и другие всадники, хорошо обученные этому делу, так как забава была довольно опасной. Обычно собиралось три или четыре группы, которые выступали по очереди. Стоя верхом на многоножках, всадники должны были мчаться по равнине, строго по выделенной каждой группе полосе. На этой полосе нужно было обязательно удержаться, не обгоняя друг друга, придерживаясь определенной
Того, кто выпустил поводья или взлетел три и более раз, отстраняли от участия в состязании. В этих бегах не выбирали победителей. Группа должна была пройти по ездовой дорожке ровно, с одинаковой скоростью – этим всадники показывали чувство ритма и превосходную ориентацию. Многие жители планеты прилетали посмотреть на это зрелище и очень радовались, и веселились, если все прошло удачно.
Санитары следили за состязаниями и после того, как все заканчивалось, осматривали членистоногих. Многоножек трудно было успокоить, если они были ранены, – это особое искусство было подвластно только санитарам.
Свои волосы санитары скручивали душистыми веточками какого-то диковинного растения, оно придавало волосам своеобразный аромат. Одежда их была цвета морских водорослей. Они наблюдали за разными животными в лесу и в горах, и если с теми происходили какие-то изменения, докладывали Агирии и Герду. Санитары строго следили за порядком и соблюдением законов, а также охраняли все живое вокруг. Многие жители считали их слишком строгими, хотя на самом деле они были очень добрыми, а еще – музыкальными. После работы санитары возвращались в горы и начинали обучать своих детей, напевая при этом шутливую песенку:
Мы чистим, чистим, чистим,Мы чистим все подряд:Земля, дороги, реки блестят теперь опять.Они любили музыку и мастерили свои собственные музыкальные инструменты, издававшие завораживающие звуки. Строители Агирии играли на своих дудках до восхода солнца, а санитары начинали музицировать позже, посвящая свою трогательную мелодию наступавшему рассвету. Они также следили за порядком на всей территории планеты. Заметив какие-либо нарушения, санитары сообщали о них главам территорий, а порой и сами на месте принимали необходимые меры.
Санитары были единственными, кто имел право приземляться на любой территории без предупреждения. Когда появлялись роботы, похожие на ежиков, жители знали, что скоро прилетят и санитары. Когда санитары находились на территории суаров, их многоножки замирали, поднимая вверх головы, и быстро шевелили тонкими усами. Многоножки спокойно стояли, когда санитары осматривали их или же чистили им ноги морскими губками. Животные поднимали то одну ногу, то другую, чтобы их почистили еще и еще, после чего засыпали. Некоторых многоножек санитары уводили с собой, объясняя, что их спины больше не выдержат
Карф, главный строитель суаров, часто пребывал в плохом настроении. На этот раз – просто в ужасном. Во дворе своего дома он ломал и рушил макеты, построенные им из прозрачного материала. Его сын Жык сидел рядом и держал в руках робота, чертившего линии и легко реагировавшего на звуки. Взмахнув рукой в сторону макета, который тут же и развалился, Карф прорычал:
– Я и жилища их снесу!
Робот остановился, Жык грустно взглянул на отца:
– Чьи жилища ты хочешь снести?
– Ифилинов. Им построили дома, не спросив меня!
– Разве их дома на нашей территории?
– Нет, но все равно их надо гнать отсюда. Пусть убираются туда, где жили раньше!
– Не понимаю, почему их надо гнать?
– Они изменили нам и жили на другой планете, а теперь вернулись.
– Но им ведь разрешили вернуться.
– Ты не понимаешь! Мне никогда не нравились их лица!
В глазах Жыка отразилось недоумение:
– Отец, а если им не понравится твое лицо?
Карф покосился на сына и склонил голову, пытаясь увидеть свое отражение в разбросанных осколках макета.
– Хм… об этом я не подумал… И все-таки их нужно увидеть и посмотреть, что они умеют делать.
Жык вертел в руках робота, думая про себя: «Почему отец такой шумный и раздражительный? Даже робот не выдержал». Ему так захотелось, чтобы отец изменился и стал добрым! Он зажмурил глаза и постарался представить отца ласковым, но ничего не получалось. Жык решил пройтись. Все время прогулки он пытался представить отца добрым. Он взбирался на гору и летел вниз, бежал берегом моря и по лесу, но так и не смог изменить образ отца в лучшую сторону. Жык совсем опечалился и даже не заметил, как случайно забрел во фруктовый сад Агирии. Там под навесом он увидел длинный стол, на котором стояли разнообразных форм баночки, корзиночки, кувшины и большая серебряная чаша с едой. В нескольких шагах находились два круглых робота. Подходя поближе, Жык увидел, как к этим роботам бесшумно и плавно подлетели два грузовых аппарата яйцевидной формы. У каждого из них с одной стороны располагалась восьмигранная рамка, а сверху и снизу – по два светящихся полушария.
Жык хотел взлететь, но на маленьком роботе вдруг возник его образ. Тогда он решил дождаться работников сада. Стоя у стола, Жык уловил чудесный аромат, исходивший из серебряной чаши. По легкому головокружению от аппетитного запаха он понял, что не прочь отведать это блюдо. Он заглянул в чашу, желая лишь попробовать, но в итоге съел все.
В этот день Кони и Мо тоже работали в саду и возвращаясь встретили Жыка. Он сидел за столом и тяжело дышал.
– Ты кто такой и что здесь делаешь? – удивился Мо.
– Я Жык, суар. Совсем не понимаю, как попал сюда, – пожал он плечами. – Я стоял у стола. Почувствовав голод, я хотел только попробовать еду в чаше, но не смог удержаться и съел все. Ох, что же я наделал! Я нарушил вашу территорию!
– Случайно нарушил! Зато познакомился с нами, – весело сказал Мо.
– Мне так грустно, – сказал Жык.
– Почему? Оттого что объелся? – спросил Мо.
– Да, а еще потому, что у меня есть одно желание, но я не знаю, сбудется ли оно когда-нибудь.