Алпамыша, или Потомок великанов
Шрифт:
Вот Иван, помятуя слова стариков, раздвинул высокий бурьян и вошёл внутрь избы. Стоило ему перешагнуть через порог, как стены, двери, пол, потолок, ставни тут же восстали. Не смотря на то, что снаружи день только зачинался, изнутри в окнах было черным-черно. Иван опасливо вошёл, дверь следом прикрыл, и вскоре разглядел, что в углу свеча полыхает, и кто-то возле неё шепчет да охает. Иван затрясся, не может с места сдвинуться, языком пошевелить. Замер на месте. Тот, кто вздыхал, услыхав Ивана, замолчал, затем поднялся и зашагал тяжело по скрипучим половицам навстречу нежданному гостю, шаркая по полу ногами.
Старик
– Отомри!
Иван зашевелился.
– Ну, садись, рассказывай, зачем пожаловал?
– Я, – говорит Иван, – ищу, в какой стороне мир богов божественный устроен?
– А зачем он тебе снадобился?
– Иду я туда, чтобы забрать у одной тамошней богини колечко для моей невесты, которое она случаем подобрала.
– Что за колечко? – спросил дед.
Иван рассказал ему, что приключилось с его Марьей и подаренным ей кольцом.
– Ну-ка, скажи мне, какой была та богиня?
Иван передал, что знал от Марьи. Дед бороду теребит, молчит, а потом машет рукой:
– Нет, не она, не похожа. Ну, да ладно. А от меня-то ты чего хочешь?
– Хочу, – сказал Иван, – чтобы ты мне дорогу указал в мир богов заморских, рассказал, как туда добраться.
Дед ухмыляется:
– Считай, что тебе свезло. Никто кроме меня дороги не знает. – Можешь звать меня дедом Федотом. Вот мы с тобой сейчас чайку попьём, и я тебе в аккурат всё выложу.
Сидит Иван с дедом Федотом чай пьёт, дед ему и говорит:
– Как-то, – говорит, – я с приятелями веселился и поспорил, что по семицвету гулять буду. Слово вылетело – надо его держать. Вот и пустился искать его, ушёл из тех мест, где родился. Молодой был. А покуда я – сирота, то печалиться обо мне было некому. Акромя старика, мастера плотницкого дела, который меня воспитал и всё своё умение мне передал.
Стал я высматривать, где семицвет (или радуга по простому) чаще всего бывает. Приметил это место, где сейчас деревня-то стоит. Я тут, считай, самый что ни на есть первый поселянин. В то время людей здесь не было. Были лес, горы, речка. Радугу поймать я так и не сумел, зато вызнал, что и богам это место тоже приглянулось, потому радуга здесь часто и появлялась.
Однажды увидал он, как три распрекрасные богини купались здесь в озере, а когда вышли из воды, то обернулись птицами невиданными и улетели. На другой день Федот их уже поджидать стал. Те птицы заново прилетели только к концу третьего дня. Обернулись богинями и пошли к озеру купаться. Особенно полюбилась Федоту одна молодая богиня, такая красивая, что словами не выразить. Дерзнул Федот, некому было его образумить, стал он мечтать, чтобы рядом с ней оказаться. Поначалу дом себе поставил, чтоб можно было чаще её видеть. Вскоре установилось, что и она его заприметила и полюбила. Стали они размышлять, как же им видеться чаще, чтобы не только она могла прилетать к нему, но и он к ней приходить.
У богов тамошних часто ведётся, что отцов они своих не ведают, вот и у ней была только старуха мать. Она-то ей совет и дала: пущай, мол, твой Федот, мост между двух миров соорудит, тогда и замуж за него пойдёшь. Да только материал пущай такой найдёт, который впору будет и на земле, и на небе. Вызнала
На сей раз старуха прямо так и сказала: пусть Федот мост из тел и душ неупокоённых убийц построит. Тела в самый раз, сказала, придутся для мира земного, а души – для мира божественного. Неупокоённым душам – всё равно. Им – ни тела не надобны, что земное назначение имели, ни души не надобны, что угодны небесному миру. А так для дела послужат. Федот сначала в ужас пришёл от такого плана, но потому как, все свои знания он исчерпал, ждать свадьбы не было больше сил, то очень скоро он перестал совестью терзаться и принялся за работу.
А у богов на сей счёт своя хитрость имелась. Давно они мечтали о таком сооружении архитектуры, да никому руки пачкать не хотелось. Им этот мост ох как надобен был, они, вишь, таким способом силу свою божественную сберечь чаяли и приумножить её. Опять же, и то хорошо, что народ людской по нему туда-сюда прохаживаться не станет. Знали боги, что люди побоятся к ним по своим же мертвецам-то шагать. Вот и подсунули старухе такое инженерно решение.
Ту половину моста, что упиралась на небесную сферу, куда боги его с превеликим удовольствием перенесли, он выстроил легко. Федот рядышком поставил холодные ко всему души, и скрепил их цепями. Но как только он добрался до земного предела, мост начал разваливаться. Тела душегубов, стоило им подняться из своих могил после особого «божественного» заклятья, тут же стали разбредаться кто куда.
Боги снова подсказку дают: для того, чтобы мёртвые тела скрепить – хитрость нужна. И хитрость эта уже известна: пусть Федот каждому в руки всунет нож или какое другое оружие. Тогда, мол, убивцы займутся полюбившимся им делом: будут всё своё нескончаемое злосердие и безумие друг на друге вымещать, тогда и мост в мир богов сможет держаться вечно.
Федот исполнил всё в точности, как ему велели. Вскоре мост был готов. Половина его, та, что на земле матушке, истекала кровью, а половина с покорностью склонила свои головы под ногами небесных жителей. Сам Федот уже совсем не рад был своему творению. Сошёл с небес к себе на землю, а обратно вертаться не желает. Душа не пускает не смотря на всю силу его любви к богине. Она его звала, звала , а он – ни в какую! Лучше ты, говорит, приходи ко мне жить на землю. Здесь есть стыд и законы, а потому дышится легко.
Но богине не хотелося жить среди простолюдин, там, говорит, и развлечься-то негде, и сходить некуда. Так они и остались, каждый – при своём. Зато боги ликовали безмерно. Ведь теперь им не нужно было силу свою волшебную расходовать, чтобы к людям снисходить. А всем известно, как они в человеческие дела нос свой любят совать. Вот они по свежему мосту ходить принялись безпрестанно. А Федот всю жизнь без остатку прождал, что богиня его распрекрасная вспохватится о нём. Но богине уж было не до того.