Алракцитовое сердце
Шрифт:
– Так, господин... Но я только издали, господин. Вдруг...
– Хватит!
– перебил Голем.
– При Императоре Яране солдатам, которые не верили собственным глазам, выжигали их каленым железом. Проделать это с тобой?
– Нет, господин... Я видел... Видел.
– Тут где-то была кочерга. Ты пришел растопить печь?
Деян вздрогнул, когда понял, что Голем обращается к нему. Кенек заскулил: похоже, он не думал, что чародей пошутил...
По правде говоря, Деян тоже не был в этом уверен.
Взгляд, которым Кенек его наградил, был полон подобострастной
"Ну и мразь же ты, Кен", - хорошо бы прозвучало, если б было сказано часом раньше, а не сейчас, когда тот сжался в ком от страха, обезоруженный и покалеченный. Еще лучше было б одновременно с этими словами загнать ему костыль промеж зубов; но часом раньше о таком не приходилось и мечтать, а теперь уж поздно было сводить счеты...
И все равно искушение было велико. Про печь и железо чародей, возможно, сказал не всерьез, однако вряд ли он стал бы мешать, пожелай Деян немного отвести душу. Рот наполнился горечью от омерзения к бывшему другу и к самому себе: желание поквитаться с беспомощным Кенеком, собственное чистоплюйство, не допускающее подобного, - все было одно другого отвратительнее.
– Этого подонка когда-то я звал другом, - сказал Деян, подавив желание сплюнуть на пол: разгромленный и оскверненный убийством дом все же оставался домом.
– Охота над ним измываться - измывайся без меня.
И тот самый звук в голове наконец-то утих.
– Дело твое, - пожал плечами чародей.
– Зачем тогда явился?
– Я пришел с тобой поговорить. О тех руинах в лесу, что ты называешь замком, - сказал Деян. Запоздало он понял, что нечаянно заговорил в той же грубой и фамильярной манере, что и Эльма. Это было большой глупостью...
"Но если бы он не вырубил Беона, не обезоружил и не опозорил Киана, не запугал бы всех, - жертв сегодня могло бы и не быть".
Деян зло посмотрел на Голема, а тот уставился на него, как будто собирался проделать взглядом дырку. Наподобие тех, что уже украшали лоб Хемриза.
– Не нужно тревожить хозяйку этого дома и детей, колдун, - сказал Деян.
– Сказку, о которой ты услышал от них, им рассказал я.
Голем встал и размашистым шагом подошел к нему:
– Ты?
– Я.
– Деян поднялся ему навстречу.
– Я же ее и выдумал. Но только наполовину. Взял за основу преданье, которое рассказала мне старая знахарка. Сама она давно умерла.
Чародей был ниже его, и теперь, чтобы смотреть в глаза, тому приходилось задирать голову: смешное преимущество, но придающее хоть какой-то уверенности...
Смешное и, как оказалось, недолговечное: в следующее мгновение Голем без замаха, коротким движением ткнул его ладонью в грудь. Это был даже не удар - легкий толчок, но Деян, задохнувшись от боли, рухнул обратно на стул.
– Чтобы долго разгуливать с переломанными ребрами, нужно большое терпение.
– Голем второй
– Помноженное на большую глупость.
"Мерзавец, - Деян прикусил губу, сдерживая стон, - что ж ты за мерзавец..."
– Но ты не смахиваешь на круглого дурака. Почему же тогда притащился обратно сюда, а не остался у местной коновалки? Переговорил бы там сперва с моим, - Голем на миг запнулся, - другом.
Этого вопроса Деян не ожидал и предпочел бы до поры его избежать, но с прошедшего утра ничего не шло так, как бы ему хотелось; чародей, очевидно, приглядывал за происходящим во дворе Иллы глазами великана, и отнекиваться было бесполезно.
– Я знаю, что из вас двоих только ты человек, колдун. А он - твое создание, кукла. Он...
– Заткнись!
– рявкнул вдруг Голем со страшной яростью.
Деян вжался в спинку стула, ожидая удара; но чародей, шумно выдохнув через стиснутые зубы, отошел в сторону.
– Похоже, тебе действительно есть что мне сказать. Но почему сейчас?
– Голем привалился спиной к стене. Со своего места он мог видеть и оба входа в дом, и Деяна, и притихшего Кенека.
– Я помню, ты был днем среди тех, кто собрался во дворе.
– Я боялся, что ты впадешь в безумие от того, что услышишь, и перебьешь нас всех, - честно ответил Деян.
– А теперь, значит, не боишься?
– Теперь мне ясно, что ты все равно дознаешься, - ответил Деян.
– Нет нужды проводить... душевные беседы со всеми подряд. Я знаю мало, но больше других. Только я тебе и нужен.
– Думаешь, я собираюсь замучить мальцов, их мать и тетку с бабкой?
Голем усмехнулся, будто его позабавило подобное предположение. Или же он представил себе картину будущего допроса - и теперь мысленно наслаждался ей?
Разговор явно затягивался и шел совсем не так, как Деян предполагал. Заготовленные фразы теперь звучали глупо - и все другое, что приходило в голову, было не лучше. Его расчет строился на том, что чародей растратил изрядную часть своей ярости на Кенека и остальных, потому именно сейчас он в здравом уме, насколько это возможно.
– Думаю, сегодня - нет, не собираешься, - сказал Деян.
– Но завтра ты можешь передумать. А мне бы этого не хотелось. Обещай больше никого ни в Орыжи, ни в Волковке не трогать, - и я расскажу тебе все сам. Все, что знаю. Для надежности можешь сделать со мной все то же, что и с ним, - Деян указал на Кенека.
– Да что угодно! Убедись, что я не лгу, ничего не утаиваю. Но не трогай никого больше.
– Днем ты сказал, что тебе ничего не известно. По-твоему, ложь сойдет тебе с рук?
– Нет. Можешь покарать меня за это.
– Деян невольно бросил взгляд на дыры во лбу Хемриза. Скверная смерть, но лишь с виду: для Хемриза она была милосердно быстрой.
– Лгал тебе тоже только я: старуху-знахарку все считали сумасшедшей и не знались с ней без нужды... Она и была сумасшедшей. Но мне волей-неволей пришлось слушать ее рассказы, пока она лечила мою культю.
– Я, по-твоему, тоже сумасшедший?
– спросил с насмешкой Голем.