Американские байки
Шрифт:
– По-моему, меня только что обвинили в воровстве. Игорь сказал охране, что я украла его плеер.
– Да забей! Они, наверное, неправильно его поняли. Завтра встретитесь, и спросишь у него сама. Да успокойся уже. Ты же не воровала, все знают.
Я ложусь в кровать, но сон не идёт. Холод обволакивает моё сердце противным липким коконом. Я не знаю, с чем сравнить этот ужас. Такое впечатление, что меня только что выставили голой на городской площади и теперь я вынуждена думать, как оправдаться перед всеми этими людьми. Как объяснить им, что это не моя вина, когда это никому не нужно? Все разойдутся, а я так и останусь жить с этими позорными воспоминаниями.
Наутро царит такая кутерьма, что не поймёшь – кто куда уезжает и насколько все этому рады. Шум сотрясает стены, выплёскивается
– Забей! Всё же разрешилось? Ну и забудь. Фигня какая.
С Игорем я сталкиваюсь буквально перед самым отъездом. Сумки свалены горой возле общежития в полном беспорядке – на мокрой от росы траве и прямо на асфальте. Игорь проносится мимо, я успеваю схватить его за руку.
– Зачем ты сказал охране, что я украла твой плеер? На фига ты это сделал?
– Слушай, ну так получилось. Я подумал, что могу не найти тебя перед отъездом, испугался, что увезёшь его с собой.
Он старается не встречаться со мной взглядом, отстраняется, отступает на шаг.
– Ну ладно, пока! – он срывается с места и скрывается за спинами людей.
Я не знаю, чего больше во мне сейчас – бессилия или злости. Незаслуженная обида душит и жжёт. Мне хочется увидеть лица этих охранников, лицо Игоря. Чтобы они все были сейчас здесь, чтобы они поняли, что это ошибка. Чтобы имели совесть извиниться передо мной. Но этого не случится, я знаю.
Нас погрузили и отправили – кого куда. Кого-то на Аляску, кого-то в мормонскую Юту, а кого-то в Калифорнию. Большая лотерея. Блондин что-то быстро говорит напоследок, машет рукой и садится в автобус. Красивый. Достанется же кому-то счастье это синеглазое.
Мне ехать ближе всех. Отправляюсь в маленький городишко в той же Пенсильвании.
Байка 7. Одна
Русские не выносят одиночества и воспринимают его как кару за грехи. Они знакомятся в поездах и автобусах, в очередях, магазинах, кафе и просто на улице. После знакомства незамедлительно следует предложение выпить и поговорить «за жизнь».
Маленький город. Аккуратные, как ровные куски колотого сахара, домишки. Стриженые газоны выглядят так, будто их вручную постригали маникюрными ножницами – даже ступать страшно. Из мягкого пуха травы выглядывают глиняные фигурки гномов и белых гусей.
Моя приёмная семья – идеальный образец для социальной рекламы «Мы живём в счастливой стране!». Ровный загар, свежевыглаженная одежда, одинаковые улыбки – их ослепительная белизна добавляет к тысяче моих комплексов ещё пару.
Знакомимся. Эти люди так сильно радуются моему приезду, что мне становится страшно. Папа и мама – полисмены. Три ребенка. Две девочки и их братец, трогательный очкарик-ботан. Средняя – моя ровесница в первые же минуты общения с радостным ржанием сообщает, что она cheerleader [12] . Ждёт моей реакции, которую я зажала. Мне не жалко, просто не пойму, о чём, собственно, речь. Я вижу, как уголки её словно на шарнирах разъезжающихся губ слегка кривятся. Но лишь на мгновение. Американская улыбка приколачивается гвоздями ещё в утробе матери, её не сломаешь мрачным молчанием русского подростка. Я понятия не имею, что такое чирлидер. Судя по фоткам, очевидно, она машет вениками из мишуры на деревенских праздниках. Прикольную форму им выдают, я в этой юбке всех бы сразила наповал, хоть и ноги у меня не такие прокачанные. Ну, ок, раз ты считаешь, что это нереально круто… Как скажешь, старушка!
12
cheerleader (англ.) – участница группы поддержки; чирлидинг – вид спорта, сочетающий элементы шоу, хореографии, гимнастики и акробатики в целях поддержки футбольных и других спортивных команд.
Старшая похожа на среднюю, как две капли воды. Те же кудри до плеч а-ля альпийская овечка, та же широкая улыбка до ушей, в которой я с лёгкостью могу исследовать все зубы, включая самые дальние и немножечко гортани. Свежий,
Мне выделяют отдельную комнату на цокольном этаже. Пахнет она фантастически. Так пахнут все комнаты в доме, но особенно сильно – девчачьи кельи. Вкусно-вкусно, как коробка фруктовых кремов и ванильного мыла. Или абрикосовое варенье. Или шампунь для младенцев с жёлтой уточкой на этикетке. Так же благоухает и одежда девушек, как будто они носят в кармане флакон с духами. Я едва сдерживаюсь, проходя мимо их комнат – мне хочется впиться пальцами в каждую тряпочку в этом доме и до упоения вдыхать её аромат. Боюсь, что подобное поведение не вписывается в образ приличной девушки, поэтому изо всех сил держу себя в руках.
Собственно, на этом приятные моменты заканчиваются. Дело в том, что мне безумно, ужасно, до скрежета зубовного одиноко. Я провожу все дни у себя в комнате за закрытой дверью. Приёмные родители и дети очень вежливы со мной. Идеально вежливы. Как-то чересчур. Так сильно, что воздух звенит, но за их пластмассовыми улыбками я чувствую едва сдерживаемое напряжение. Не надо быть гением, чтобы догадаться – они не знают, что со мной делать. Американские шаблоны поведения бессильны перед лицом угрюмого, закомплексованного подростка, впервые оказавшегося вдали от родного дома. Мои новоиспеченные домочадцы взирают на меня, растягивая рот так по-гуинпленовски широко, что мне кажется, у них вот-вот лопнут щеки. Но в их глазах зреет ужас, готовый вырваться наружу истеричным криком, как это показывают в американских хоррорах про насилие в семье. Сначала все ходят благостные, таскают друг другу тосты с джемом в постель, а потом берут тесак и кромсают всё живое в радиусе пяти миль, включая кошек, птиц и не вовремя выглянувших из нор кротов.
Мне жутко неуютно, когда меня пытаются разговорить по душам. В комнате мне откровенно скучно, но там я себя чувствую в относительной безопасности. Это лучшая альтернатива вымученным беседам, на которые меня пытаются вызвать, как на допрос. Я, как та собачка – почти всё понимаю, а ничего сказать не могу.
– Натали, чем ты любишь заниматься?
– Эээ… drawing [13] .
– Натали, какой твой любимый предмет в школе?
– Хм… English (весьма остроумно).
13
drawing (англ.) – рисование
– Натали, какое твоё любимое блюдо?
– Ммм… chicken [14] .
Как-то раз моя приятельница, так же посетившая Америку в качестве студентки по обмену, рассказывала мне, что первые полгода она питалась одной только курятиной. Каждый раз на вопрос, что она предпочитает, Танька неизменно отвечала «chicken». Её английский был настолько беден, что сказать «картошка с сосисками» или хотя бы «салат» она не могла. Окружающие не уставали удивляться, почему эта русская девочка питает такую страстную любовь к курице. Каково же было их недоумение, когда, намотав на ус элементарный набор слов, она стала есть всё подряд, с отвращением отказываясь от обожаемого ранее блюда.
14
chicken (англ.) – курица