Аналитик
Шрифт:
Графики, графики и еще раз графики. На них я наглядно показал тенденции развития промышленности в стране, что больше всего не только повлияло на рост производства, но и на замедление темпов развития отрасли в моменте. На что стоит обратить внимание. Какие показатели могут замедлиться, а какие перейти из второстепенных в основные и почему. Слушали меня внимательно и, когда я закончил, вопросы-то и посыпались. До этого их почти не было, только сейчас это понял.
Андреев неподдельно заинтересовался графиками. Как они рисуются — по каким принципам выбираются показатели, как строятся кривые. Почему в одном случае выбиралась
Молотову больше было интересно, можно ли составить подобный отчет сразу по всем отраслям в целом. Создать взаимосвязи между разными наркоматами, как они контактируют между собой, насколько «тянут на себя одеяло». Это было видно из его вопросов. Похоже, Вячеславу Михайловичу хотелось посмотреть на работу правительства, которое он возглавлял, так сказать «комплексно». Да и взгляд со стороны всегда полезен.
Ворошилов больше критиковал. И графики ему казались «детскими рисунками», и выводы «не очевидными», да и вообще «где четкие ответы?» Это цитата, если что. У меня сложилось мнение, что Климент Ефремович или не смог разобраться и понять, о чем я говорил почти три часа, и скрывал сейчас это за словесной агрессией. Или же изначально по какой-то причине был настроен негативно ко мне.
Другое дело Орджоникидзе. Даже несмотря на то, что после проведенного анализа в отчете было вскрыто довольно много узких мест в его ведомстве, на которые раньше не обращал никто внимания, что в скором времени должно было привести к проблемам, Григорий Константинович был доволен. Более того — активно сам уточнял, почему был сделан такой вывод, и уверен ли я, что приведенные в прогнозе перспективные варианты решения проблемы дадут положительный результат. Короче, человек реально болел за порученное ему дело и не боялся критики.
Каганович с Калининым на их фоне смотрелись почти что молчунами. Так, еще пару вопросов задали и уступили право «терзать» меня товарищам. А вот Сталин молчал. Только когда основной накал обсуждения спал, напомнил мне, что я собирался еще что-то сказать про инфраструктуру.
— Да, если никто не против… — я сделал небольшую паузу, после чего получил заверение, что все «за» выслушать и эту часть доклада, не вошедшую в основной объем. — Тогда начнем.
И я зачитал все, что так или иначе было связано с развитием транспортной сети, создаваемой под новые производства. Так-то частично эта информация уже вошла в основной доклад, но тут я сконцентрировал внимание на водных каналах. А именно — на одном конкретном, о котором разговаривал с Аней. Девушка принесла мне бумаги по нему в последний день со своими предварительными набросками. В них она описала, как условия в лагере влияют на скорость выполнения работ, как к виду заключенных рядом с собой относится местное население. Я же от себя добавил, к каким последствиям в информационной войне с капиталистическими странами может привести огласка условий содержания заключенных, как до них может дойти информация. Также указал на низкую производительность их труда и варианты повышения этого показателя.
Слушали меня многие со скепсисом. Особенно не понравилась тема Ворошилову. Стоило мне закончить, как он набросился на меня с обвинениями, что я лезу не в свое дело, что пытаюсь обелить и облегчить наказание преступникам. Чуть ли в их сообщники
— Кхм… Товарищ Огнев, есть мнение, что товарищ Ворошилов прав, и эта тема не для сегодняшнего обсуждения. Значение Беломоро-Балтийского канала для нашей экономики в целом и тяжелой промышленности в частности бесспорно. Но давайте сосредоточимся на том, каких целей этот канал позволит нам достичь после его постройки.
Короче, тему работы заключенных свернули, даже не начав толком обсуждать. А ведь мне стало реально интересно разобраться — кто и за что туда попал, в каких условиях находится, заслуживает ли он их. Видимо все же запали мне в сердце те истории, что мне зачитала Аня, когда принесла материалы про канал. У нее много историй о людях, что попали в этот лагерь, оказалось.
Концовка доклада в какой-то степени получилась смазанной. Уж и не знаю, чего теперь ждать. Дадут ли нам новое задание, или прикроют институт?
Поблагодарив за доклад, меня отпустили. Но вот само заседание пока еще не закончилось.
Глава 10
Конец апреля 1932 года
— Что себе этот… позволяет? — еле сдержался от ругательства Ворошилов, когда за Огневым закрылась дверь. — Лезет, куда его не просят!
— Ну, молодости свойственна горячность, — примирительно заметил Каганович. — К тому же, — посмотрел он на Сталина, — товарищ Огнев не раз уже затрагивал чувствительные темы. И каждый раз его советы принимались партией.
— Это так, — кивнул генеральный секретарь, заметив, что остальные ждут его реакции. — Но товарищ Ворошилов прав, сейчас мы обсуждали иную тему. Но если товарищи считают, что Институту под руководством Огнева необходимо провести анализ работы лагерей…
— Да что он там сможет понять-то? — возмутился Климент Ефремович. — Молоко еще на губах не обсохло, а туда же — советы нам дает!
Председатель Реввоенсовета был возмущен. В лагерях сидело много бывших белогвардейцев или сочувствующих им, да и просто врагов новой власти хватало. Ворошилов искренне считал, что там и место. И никаких послаблений врагам трудового народа! Пусть хоть сгниют, туда им и дорога.
— Не стоит горячиться, — улыбнулся Орджоникидзе. — Советы товарища Огнева довольно толковые.
— В каком месте? — вспыхнул Ворошилов.
— В том самом, — усмехнулся Григорий Константинович. — Я внимательно слушал товарища Огнева. Все же он в какой-то степени мою работу проверял и характеристику ей давал. И многие высказанные им мысли и предложения мне понравились. Считаю, что работа проделана большая и нужная.
— А главное — как наглядно все показано, — вставил слово Андреев. — Эти его графики — настоящий прорыв в донесении информации! Сразу все видно и даже мне, далекому от тяжелой промышленности человеку, было все ясно из доклада.
— То, как товарищ Огнев подходит к решению проблем, отличается от способа «одолеть врага нахрапом», — заметил Каганович, покосившись на Ворошилова. — Я успел оценить это, курируя колхозы в нашей стране. Наверное, это тебе не нравится, а? Клим?
Ворошилов недовольно посмотрел на Лазаря Моисеевича, но промолчал. Что толку воздух сотрясать, если большинство уже высказались в поддержку парня. Да и больше всего Клименту не понравилась последняя часть, а остальное — так. Он сильно и не вникал.