Аналогичный мир - 2
Шрифт:
— Спасибо, — улыбнулся Жариков. — Только опасные пациенты у нас уже были. Кричали, на стены кидались, женщин требовали, себя предлагали. Сёстры не то что в палаты, в отсек заходить боялись.
Эд смущённо зазвенел ложечкой в стакане, Крис заметно покраснел. Жариков прихлёбывал чай, оглядывая их весёлыми, но без насмешки глазами.
— Ну, всё так, — наконец сказал Крис. — И ругались, и с кулаками лезли. Что было, то было, но… Но кулаки-то у нас не всерьёз, а так… на пулю нарывались и всё. Да
— И убивать вам не приходилось?
— Так не по приказу же! — вырвалось у Криса.
— И мы сразу, чтобы без мучений, — стал объяснять Эд. — А они и убивали, и пытали. Они — палачи.
Жариков задумчиво кивнул.
— Спасибо. И ещё, парни. Они — больные. Ни сил, ни желания убивать у них нет.
Крис несогласно опустил глаза. Жариков ободряюще улыбнулся ему.
— Ну, с чем не согласен? Давай.
— У них нет приказа, — тихо сказал Крис. — А желание всегда при них. Прикажут — и силы появятся.
— Как у вас? — ехидно спросил Жариков. — Желание всегда, а без приказа и смотреть не станете.
— Нет, — сразу сказали они в один голос.
И Эд продолжил:
— Нет же, доктор Иван, наоборот. У нас как раз желания не было, но по приказу мы всё делали.
— Почему же у них должно быть наоборот? Они — такие же рабы, какими и вы были.
— Д-да, — вынужденно согласился Крис и улыбнулся. — Поймали.
— Я вас не ловил, — твёрдо сказал Жариков. — Мы рассуждали. Они — больные люди, и наша задача помочь им.
— Это-то понятно, — кивнул Эд.
— Нам это доктор Юра на Хэллоуин здорово объяснил, — улыбнулся Крис. — Я думал, он прибьёт Андрея. Ну, когда тот одну сволочь узнал и перевязывать отказался.
— Я помню, — тоже улыбнулся Эд.
— Да, Иван Дор-ми-дон-то-вич, — снова постарался Крис, — а что такое клятва Гип… Гиппо…
— Гиппократа, — помог ему Жариков. — Эту клятву даёт врач.
— Каждый? — заинтересованно спросил Эд.
— Да, каждый. Гиппократ — это такой великий врач жил в древности.
И Жариков стал рассказывать, стараясь не забывать, что ни о Греции, ни о… да ни о чём они не знают. Выслушав его рассказ, они переглянулись.
— Здорово, конечно, — сказал Крис и явно оборвал себя, не договорил того, что вертелось у него на языке.
Эд понимающе кивнул и пустился в длинные рассуждения о преимуществах чая перед кофе. Жариков не настаивал на прежней теме. Рано или поздно, но разговор этот опять завяжется и, насколько он понимает, пойдёт о врачах. Врачи госпитальные и питомничные. Врачебная профессиональная этика. Здесь есть о чём поговорить.
Они допили чай, Крис вскипятил чайник, чтобы, когда захочется, можно было просто подогреть, и снова пошли в обход.
На этот раз в обеих палатах спали. Чак
— Это он от нас прячется.
Жариков не понял, но кивнул. Парни это заметили и, когда вернулись в дежурку, стали объяснять:
— Это когда хочешь один остаться.
— Да, лицом к стене ложились.
— Или лицом на пол.
— Руками ещё закрывались…
— Вот теперь понял, — вырвалось у Жарикова. — Это… в камерах?
— Да. Но так только работяги спали.
— А вы?
Они негромко фыркнули коротким смехом.
— Нас ещё в питомнике закрываться отучили.
— Да, лечь на спину, руки за голову, ноги раздвинуть.
— Ну, руки вдоль тела ещё можно, или под себя, под поясницу подсунуть.
— И всё.
— И никак по-другому.
— Но почему? — вырвалось у Жарикова.
Они пожали плечами.
— Не знаем, — сказал Эд.
— Нам же не объясняли ничего, — у Криса зло дёрнулся угол рта. — Просто если по-другому лёг, били. Вот и всё. Вы же… вы же видели нас, ну, как мы спим. И сейчас…
Жариков кивнул.
— Я как ложусь, — задумчиво сказал Эд, — пока одеяло не сдвину, не лягу, как положено, то заснуть не могу. А ты?
— Простыню я свободно терплю, а одеяло… на ногах только.
— А Арчи под одеялом спит.
— Так он домашним сколько был? — и, видя изумление Жарикова, Крис пояснил: — Домашний когда, то если на ночь хозяйка или хозяин у себя оставляют, то поневоле под одеялом спишь. А в Паласах одеял нету, — и опять оборвал себя. — Ладно, хватит об этом. Как спят они, так пусть и спят.
Жариков кивнул. Вот так, обмолвками, обрывками, даже не через час, а через день по чайной ложке, но ни о чём расспрашивать впрямую нельзя. Нет, они ответят, но не будет их желания объяснить, впустить в свой мир.
Когда шаги в коридоре затихли, Гэб осторожно сдвинул с лица одеяло. А то душно. Ушли. Чёртовы поганцы. Но, видно, хорошо они здесь устроились, и заводиться с ними рискованно, себе дороже выйдет. Неужели русские заставят его гореть? За что? Что он сделал русским? Ну, не нужен он, ну, хорошо, он — палач, убийца, ну, так расстреляйте. Ведь всё равно перегоревшему нет жизни. Сегодня вот Чака увидел, так страшно стало. Не руки, а так, подвески, и по лицу видно, каково пришлось. Теперь Чака будут исследовать. Нелёгкая смерть, чего уж тут. Но Чака-то хоть за дело, он беляков в Колумбии нащёлкал… сколько захотел, а его-то за что?