Anamnesis vitae. (История жизни).
Шрифт:
— Клавдия Петровна, как вы тут поступаете с… трупами? — последнее слово выдавилось с огромным трудом.
— Обычно в ЦРБ увозим, в морг. Там вскрытие, ну и все, что положено…
Я встал, подошел к телу и откинул простынь с лица. Оно было бледным и спокойным.
— Что ж ты наделала, глупая? — тихо спросил я.
Синеватые, полупрозрачные веки дернулись и открылись. Я отшатнулся назад, налетев на акушерку.
— Что с вами, Пал Палыч? — удивилась она.
Вместо ответа я молча
— Мама! — басом прошептала Мария Глебовна и осела на пол.
Придерживая бесчувственную акушерку одной рукой, другой я нащупал артерию у ожившего трупа. Пульс был! Он бился ровно и уверенно.
— Э-э-э… — начал было я, но меня перебил незнакомый мелодичный голос за спиной.
— Здравствуйте! Меня зовут Аля. Пожалуйста, объясните мне, где я?!
Я обернулся. В дверях стояла ОНА — та самая «спящая красавица», которую привезли рыбаки несколько часов назад. Кутаясь в больничное одеяло, она смущенно улыбнулась и повторила:
— Давайте знакомиться: я — Аля. А вы кто?
Глава 4
7 сентября 1987 года, 20.40,
озеро близ Кобельков
— Ленька, ну хватит уже, маньяк чертов! — Анюта спихнула с себя мужа и, смеясь, выбралась из палатки.
Леонид, рыча и делая страшные глаза, успел поймать ее за ногу:
— Я буду познавать тебя, женщина, все глубже и глубже! Раз пять!
— Милый, я тоже хочу того… познаваться, — она наклонилась и чмокнула мужа в щеку. — Но Марья сказала, что сейчас нам слишком часто нельзя!
— А кто у нас Марья? И что значит «слишком часто»? — вкрадчивым голосом вопрошал Ленька, перебирая руками по ноге жены и медленно поднимаясь.
— Акушерка наша, Мария Глебовна, забыл? У меня матка в тонусе!
— Так это же хорошо, если в тонусе? — уточнил муж, выпрямляясь и обнимая Анюту.
— Наоборот, плохо! Может случиться… выкидыш, — споткнувшись на мерзком слове, тихо объяснила она.
— Ну уж нет, такого мы не допустим! — заявил Леонид. — Придется мне поумерить пыл и собрать волю в кулак!
Анюта опустила глаза, посмотрела, как муж «собирает волю в кулак» и прыснула:
— Так вот она какая, воля! Больно, наверное?
— Угу! — подтвердил он, морщась.
— Бедненький! — погладила мужа по макушке Анюта. — Ну давай потерпим пока, а? У меня и в самом деле низ живота тянет немного.
Леонид встревожился:
— Так что же ты молчала? Мы бы не…
— Хотелось очень! — улыбнулась ему жена. — Да ты не переживай: я сейчас но-шпы тяпну, полежу с полчасика,
— Мужик сказал — мужик сделал! — гордо заявил Леонид и принялся мягко заталкивать Анюту обратно в палатку. — Нютка, ты давай ложись и отдыхай. А я пока сплаваю к острову, раколовки проверю. Хочешь раков?
— Хочу, конечно! Только… — Анюта запнулась.
Внезапная, необъяснимая тревога накрыла с головой. До дрожи в поджилках и «гусиной кожи».
— «Только» — что? — переспросил муж, заботливо упаковывая ее в спальный мешок.
— Ты… Ты побыстрее, ладно? — попросила Анюта, пытаясь побороть дрожь в голосе. Получилось довольно-таки жалко.
— Ты чего, Нют? — Леонид приподнял за подбородок ее голову. — Тебе совсем плохо, да?
— Нет, нет, у меня уже все прошло! Почти прошло! — замотала она головой. — Просто… Не оставляй меня одну надолго, ладно? Как-то тоскливо мне…
— Так я вообще не поплыву никуда!
— А как же раки? — кисло улыбнулась женщина.
— Да леший с ними! Рыба есть, ухи наварю. Как обещал! — заявил Ленька.
— Ладно уж, плыви давай. Правда, так раков захотелось! — Анюта мечтательно закатила глаза.
Тревога схлынула — также внезапно, как и появилась.
— Уверена, что у тебя все в порядке? — подозрительно поинтересовался муж.
— Уверена, уверена! Плыви, за меня не волнуйся. Раньше отплывешь — раньше вернешься: соскучиться не успею.
— Да тут плыть-то… За полчаса управлюсь. А ты подремли пока, — Ленька чмокнул жену в нос и выбрался из палатки. Через минуту снаружи послышался его голос. — Нютка, я дров в костер подкинул, так что — не вставай!
— Ладно, не буду! Спасибо! — крикнула она в ответ.
И услышала, как зашлепали по воде весла.
Тревожная тоска навалилась, будто только этого и ждала. Анюта свернулась клубочком, пытаясь избавиться от бьющего ее озноба. Тщетно: согреться не удавалось.
— Да что же это со мной такое?! — пробормотала она, слушая неприятный стук собственных зубов.
Тревога стремительно нарастала: теперь это была уже настоящая паника. Женщина с трудом сдерживалась, чтобы не выкарабкаться из спальника и не помчаться сломя голову куда угодно: в лес, в степь, в воду… И — бежать, бежать, или плыть, не останавливаясь, прочь от этого жуткого места.
Почему это чудесное местечко, которое они с мужем облюбовали и освоили давным-давно, стало вдруг жутким, Анюта объяснить не могла. Но ее подсознание, казалось, кричало во весь свой неслышный голос: «Беги, беги отсюда!» И требовательно, часто молотило кулачками в грудь… Впрочем, это уже не подсознание, это сердце.