Андрей Кончаловский. Никто не знает...
Шрифт:
дисгармонии бытия.
Они и есть «святые дуры», и в то же время — Жанны д’Арк, жертвующие своим
благополучием ради прочности «дома дураков».
Но кто таков и каков в картине «дурак»?
Вспомним характеристику «древнерусского дурака» из трудов Д. Лихачева — А.
Панченко: «Это часто человек очень умный, но делающий то, что не положено, нарушающий
обычай, приличие, принятое поведение, обнажающий себя и мир от всех церемониальных
форм, показывающий
одновременно, нарушитель знаковой системы, человек, ошибочно ею пользующийся… Это
смех «раздевающий», обнажающий правду, смех голого, ничем не дорожащего. Дурак —
прежде всего человек, видящий и говорящий «голую» правду».
В традиции отечественного «дуракаваляния» развертывается и сюжет картины
Кончаловского. Ряжение в фильме — на самом деле разоблачение от одежд. Обнажение наших
язв и наших доблестей, нашей дури и нравственной высоты, воплощенной в том числе и в
героине — как новоявленной Жанны-спасительницы.
Аккордеон, полечка и мечтания Жанны вносят в фильм идиллически-сентиментальную
ноту, преобразующую скандальный мир психушки, возвышающую его любовью «святой дуры».
И мы понимаем глубинное стремление психов жить счастливым домом. Они все этого хотят, но
не могут, просто не умеют практически воплотить свои мечтания в низкой повседневной прозе
сумасшедшего существования.
А в повседневном тягучем времени они болеют — нетерпимостью к сожителям, соседям,
собратьям по дому. Но их «болезни» в то же время — сущностное проявление человечности!
Так что словосочетание «больные люди» — тавтологично, поскольку не больных людей не
бывает. «Не больные» — это люди с отсутствующей человечностью. Вспомним Чехова!
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
211
Если согласиться, что больница в фильме — метафорический (или аллегорический) образ
Страны как Дома, объединяющего живущих в нем людей, то тогда понятно, почему поэт Алихан
идет извлекать из стана боевиков ушедшую к своему «жениху» Жанну. Он не только влюблен в
нее. Он фанатично предан своему жилищу и вооружен нерушимой доктриной: «Это не
психушка. Это наш дом. Мы здесь живем и всегда будем жить».
Дом дураков — родное обиталище. И покидать его ни в коем случае нельзя! Да и
невозможно, в конце концов. Даже в полете мечтательном, вслед за воображаемым поездом
идиллического семейного единения — нельзя. Правда, ни обитателям больницы, ни зрителям
это табу до поры как бы не внятно.
Конфликт картины работает на
нельзя, но так же фатально его нельзя не покинуть. Из глубокого осознания неизбежности этой
коллизии является почти безумное в силу его практической неосуществимости утверждение:
необходимо выжить внутри со всеми. Жить и выжить. И так вынести Дом на себе.
Но первым больницу все же покидает мудрец Доктор, хотя и в благих целях. И это сигнал!
«Хозяина» нет, и толпа дураков, под предводительством пародийного «политического» вожака
Виктории, выдавливается за порог, как из крепости, пробивая тяжелой «бабой» мрачные
металлические ворота. Но что за ними? Манящая и одновременно настораживающая своей
тишиной белая тропа с парящей в ее конце аркой… Что там? Рай? Ад? В любом случае — мир
потусторонний, незнаемый, необжитой, а потому — смертельно опасный. Что подтверждают
тут же являющиеся взрывы, и первые разрушения, и первая кровь…
Но опасность не только вовне. Бунт чреват внутренним хаосом: кто-то выпускает
«буйных». И только после этого в дом войдет война. Придут боевики, разобьют здесь свой
лагерь. Начнутся обычные в этих условиях заботы. А на стене клиники возникнет та самая, все
объясняющая и обо всем предупреждающая, надпись: «Больные люди» — начертанная
«инодомцами».
И вот теперь Жанна покинет дом дураков. Героиня следует призванию. Ведь она Невеста!
Как Невеста, она должна принести жертву во имя объединения чужого и своего миров. Из
чужого, потустороннего мира должна она привести Жениха и прекратить хаос. Так в картине
возникает мелодраматически напряженная пародийная свадьба.
А далее — разоблачение от всех одежд и масок, полное обнажение лиц больных людей,
вообще всех лиц.
Шуточное обещание чеченца Ахмеда взять девушку в жены оборачивается нешуточной
серьезностью происходящего. С приходом Жанны к суженому, то есть Богом данному,
возникает реальная возможность прекращения хаоса взаимной нетерпимости и вражды.
Безотчетно следуя этой своей миссии, Жанна не может принять предложения поэта Али
вернуться к своим. Ведь она призвана объединить своих и чужих!
Картина Кончаловского говорит о неизбежной в современном мире жертве
жизнепорождающего женского начала во имя объединения разноположенных национальных,
конфессиональных и т. п. домов. И Дурочка в «Рублеве», и Ася Клячина, и Жанна в «Доме
дураков» — каждая из них Невеста в самом высоком смысле, которой суждено стать Женой.