Ангел сердца
Шрифт:
– Нам пока не разрешают.
Она настороженно взглянула на меня, словно её мучало любопытство, но она не решалась его проявить.
Я перевела взгляд на Данилу. Он уже потерял ко мне всяческий интерес, и теперь стоял рядом с нами только потому, что так надо.
– Мама, я кушать хочу, – заканючил малыш, едва он понял, что наше с Татьяной внимание целиком переключилось на него.
– Пойдем. Надя, ты кушала? – заботливо спросила она.
Я колебалась, не зная, как ей ответить.
– Кажется… да.
Не то чтоб это можно было
– Пойдем? – коротко предложила она, и я согласилась, тем более что к этому моменту уже достаточно проголодалась и, наверно, смогу втиснуть в себя любую пищу. Да и в компании Татьяны и её сына лучше, чем одной.
В столовой находились ещё несколько человек, но они не обратили на нас никакого внимания, так что я позволила себе немного расслабиться.
– Вас не выпускают? – вернулась к старой теме Татьяна, и я почувствовала, как от волнения у меня начали подрагивать руки.
Сжав ладони в кулаки, чтобы унять нервную дрожь, я сделала вдох, за несколько секунд пытаясь оценить, насколько ей можно доверять.
– Пока да.
– Я слышала, сегодня приедут из штаба. Это из-за вас? – догадалась она.
Я не ответила, молча уткнувшись в тарелку. Может быть, так она поймет, что я не могу говорить на эту тему.
– Прости. Просто не пойму, почему вас всё время допрашивают? Вчера парня, и сегодня собираются снова. У нас ведь тут слухи быстро разносятся, сама понимаешь. Вы что-то знаете? Об этих людях?
Я терялась с ответом. Мне не хотелось ей врать, но и сказать правду я не могла. Это не только моя правда.
– Почти ничего, – уклонилась я от прямого ответа, и застыла в ожидании новых вопросов, но их не последовало.
Татьяна молча орудовала ложкой, поглядывая на сына – то ли обиделась, то ли решила закрыть эту тему. В любом случае, я тоже решила помалкивать, запихивая в себя ложки с пресным подобием супа – тем же, что и на завтрак.
– Надежда, – вдруг услышала я резкий звук своего имени и вздрогнула.
В дверях стоял Васильевич, и, поймав мой взгляд, кивнул в сторону выхода, показывая, что мне следует пойти с ним. Я тотчас вспомнила о Диме, сердце зашлось от нехороших предчувствий, и мне стало страшно за нас двоих. Он уже там, в кабинете? Почему они приехали так быстро?
Как же некстати мы поссорились! Нам нужно держаться вместе, а не спорить по пустякам. Только, к сожалению, подобные умные мысли всегда приходят в мою голову слишком поздно.
Васильич повел меня в кабинет, расположенный неподалеку от выхода. Дима был здесь ещё вчера, а я оказалась впервые. Это кабинет для «начальства», и простым людям, пережидающим бомбежку или смуту, как сейчас, сюда вход заказан. Но мы – исключение. И, к сожалению, это исключение сделано не в благоприятном для нас свете.
Сделав шаг, я успела заметить, что здесь весьма комфортно для военных условий – деревянный стол, черное крутящееся кресло с высокой спинкой, два дешевых кресла
Дима был здесь. Он обернулся на звук приоткрывшейся двери, и скользнул по мне взглядом. Я стала рядом с ним, стараясь собраться и не показывать своего беспокойства. Я не делала ничего предосудительного. Мне не за что краснеть и оправдываться.
Мы оба молчала, вытянув руки по швам, и ожидая неизвестности. Мне хотелось взять Диму за руку, почувствовать идущее от него тепло или пожать его пальцы в знак поддержки, но сейчас это было бы совсем неуместно.
В кабинете находились двое незнакомых мужчин в форме, похоже, те самые, из штаба. Видимо, какой-то разговор уже начался до моего появления здесь, потому что теперь он возобновился.
– Анатолий Васильевич, ты же понимаешь, что по Уставу…
– Понимаю, понимаю, – грубо перебил Васильич, – Но они молодые ребята…
– И что Вы предлагаете?
– Нужно эвакуировать людей и быть готовыми к активным военным действиям. Отпор дать мы сможем. Мы ведь знаем дату.
– Да, но мы не можем знать наверняка о том, что сведения подлинные! – начал закипать штабский, крупными шагами меряя пространство кабинета. – Кроме того, Вы сами отлично знаете, что одной только даты недостаточно. Мы не знаем, чем они будут вооружены, какие наступательные действия будут вести…
– Прошу прощения, – перебил его Дима. Голос его звучал ровно и уверенно, и я узнаю в этих нотах парня, спасшего меня в день бомбежки. – Если позволите, я вмешаюсь. Боюсь, что они сами пока об этом не знают. Я уже рассказал Анатолию Васильевичу о том, что ими явно кто-то руководит. Их просто используют для своих целей, хотят посеять в стране панику и учинить беспорядки.
– То есть ты полагаешь, это инициатива происходит извне? – помог ему Васильич.
– Именно.
– И всё равно, мы не можем действовать как пожелается! – выкрикнул один из «штабских». – Ну кто, скажите мне, в здравом уме будет доверять какому-то мальчишке!? Вот скажи, ты можешь чем-нибудь подтвердить свои данные? Ты можешь показать нам тот штаб, или как там у них это называется, где они вас держали? – он провел пальцем от меня до Димы, смерив скупым взглядом.
Дима качнул головой.
– Нет.
– Почему?
– Я не могу ответить на этот вопрос, – и снова я поразилась его мужеству и выдержке. Ни один мускул ни дрогнул на его лице. Он смотрел прямо перед собой и был готов ко всему, но ни за что бы не отказался от своей позиции, от своих убеждений и взглядов. Он не выдаст брата, каким бы подонком тот ни был. Если честно, я им гордилась и немного завидовала. Мне и во сне не снилась такая смелость.
«Интересно, – мелькнула мысль в моей голове, – А Васильичу он вчера рассказал о своем брате? Почему он нам верит, а эти – нет?»