Английские письма или история кавалера Грандисона
Шрифт:
Г. Ревсъ спрашиваетъ, не льзяли, не взирая на клятвы сего Багеналля,которой увряетъ что Сиръ Гарграфъ дйствительно неизвстенъ о томъ, что онъ ко мн пишетъ, подозрвать его, что онъ писалъ ко мн съ его согласія. Но въ семъ самомъ предположеніи, условіе не естьли самое существенное дло? И мой отказъ, не воспалитъ ли въ нихъ ярость? Поединокъ не обьявленъ ли уже Сиру Карлу, и не обьявилъ ли уже онъ, что отвтствовать на оной будетъ въ понедльникъ? Я не усматриваю въ семъ никакой корысти. Сиръ Карлъ чувствительно будучи тмъ тронутъ, не въ состояніи предать оное забвенію. Честь дйствительно не позволяетъ ему никакихъ предлагать договоровъ, ниже принимать оные. А понедльникъ не наступитъ ли посл завтра? Сей денъ, единый день мн остающейся, есть такой, которой я назначила для возблагодаренія Всемогущаго за щастливое мое избавленіе, въ мст посвященномъ святому его имени; и естьли я буду имть щастіе сохранить жизнь мою, то конечно пагубою такого человка, которой гораздо достойне той жизни, коею я была ему обязана.
Движенія, волнующія мое сердце,принуждаютъ
Въ Воскресенье по утру.
Ни съ малйшимъ вниманіемъ писать мн не можно. Во всю ночь я не могла сомкнутъ глазъ даже ни ни единую минуту, и конечно они опухли отъ безпрестаннаго теченія слезъ. Г. Ревсъ дйствительно ршился предать все забвенію, до возвращенія Сира Карла или сестры его; то есть: ничего не длать, не посовтовавшись съ однимъ или съ другою; впрочемъ онъ принялъ весьма хорошія мры, дабы имть освдомленіе о всхъ движеніяхъ ненавистнаго сего Гарграфа. Насъ увряютъ, что во время моего отъ него освобожденія, онъ лишился трехъ самыхъ здоровыхъ своихъ зубовъ. Боже мой! любезная моя, какое пораженіе для человка толико тщеславящагося своимъ видомъ! разсуди о его бшенствахъ.
Г. Ревсъ будетъ также увдомленъ о возвращеніи Сира Карла, какъ скоро онъ прибудетъ. Ему сказано тайнымъ образомъ, что Сиръ Гарграфъ почти безпрестанно сидитъ въ уединеніи съ Багенгаллемъ. О дражайшая моя! сіе обстоятельство приводитъ меня въ великое замшательство.
Я совершенно предалась на разсужденіе Г. Ревса, которой, почитая сего Багенгалля за безчестнаго человка, и слдовательно неспособнаго писать въ хорошихъ намреніяхъ, сказалъ мн, что не надлежитъ ничего ему отвтствовать. Не взирая на то, я было покусилась приняться за перо, но совершенно не знала, что должна была писать. Не желаете ли вы, спросилъ меня Г. Ревсъ, подать какую ни есть надежду совмстнику Сира Гарграфа? Ахъ! нтъ, нтъ, отвчала я ему. Естьли вы хотите то сдлать, присовокупилъ онъ, то я весьма увренъ, что не смотря на ваше великодушіе и на побудительныя причины, вы будете презираемы Сиромъ Карломъ и его сестрою.
ПИСЬМО XXVI.
Въ Понедльникъ 27 февраля.
Колико несносенъ былъ для меня вчерашній день! ночь не мене терзала мои чувствованія. Прозьбы мои не были вняты Небомъ, поелику они не подали мн никакой надежды, которая долженствовала бы за оными послдовать. Колико я была благополучна до отъзда моего въ Лондонъ. Я нахожусь не въ состояніи писать. Мн не возможно о всемъ изьясниться подробно. Г. Ревсъ освдомился, что Сиръ Карлъ, Милордъ Л… и дв его сестры прибыли вчерашняго числа весьма поздо. О дражайшая Луція! какъ окончится сегоднишній день?
Я получила записку отъ Миссъ Грандиссонъ, которая проситъ меня отзавтракать у нее съ Графинею ея сестрою. Сіе, говоритъ она, случилось нечаянно, безъ чего она увдомилабъ меня о томъ еще вчерашняго вечера, какъ бы они поздо ни пріхали. Она весьма пріятно насмхается надъ тою нетерпливостію, съ какою сестра ея желаетъ со мною видться, что весьма вроятно положить можно, что никто изъ нихъ не иметъ нималйшаго свденія о жестокой причин моихъ опасеній. Коликую радость не принесло бы мн сіе посещеніе въ другое время? Но теперь приноситъ оно мн токмо задумчивое удовольствіе, и такое, какое восчувствовали бы печальные друзья, отъ больнаго въ отчаяніи лежащаго, увидя прибывшаго лкаря, коего они весьма долгое время ожидали, и коего вспомоществованіе не иное что имъ предвщаетъ, какъ сумнительныя облегченія. Но я слышу у воротъ стукъ кареты…
Я побжала къ окну, которое было на улицу. О дражайшая моя! дйствительно карета остановилась. Но я въ ней никого боле не видала, кром двухъ особъ. Боже милостивый! можетъ быть ето Сиръ Карлъ… сердце мое предчувствуетъ…
Я вошла въ свой кабинетъ съ нсколько большимъ спокойствіемъ, хотя оное смшано было со страхомъ. Ты прочтешь здсь подробное о всемъ произшедшемъ у насъ во время трехъ часовъ описаніе.
Г. Ревсъ вышедшій принять ихъ къ карет, подалъ руку Графин. Я сошла въ большой залъ прежде, нежели он вошли въ оный. Миссъ Грандиссонъ, съ весьма веселымъ видомъ, сказала тогда своей сестр: и такъ, естьли теб угодно, познакомтесь теперь съ двоюродною нашею сестрою Ревсъ. Графиня по оказаніи почтенія Гж. Ревсъ, обратилась ко мн. Вотъ она самая, возразила Миссъ Грандиссонъ; вотъ любезная наша Генріетта. Милади оказала мн свое почтеніе. Но что такое значитъ! вскричала сестра ея, устремивъ на меня глаза свои; что такое, любезная Генріетта? Позвольте, сударыня, сказала она сестр своей, переговорить мн нсколько съ любезною сею двицею. Она отошла со мною къ окну, что я вижу, сказала она мн. Что значатъ печальные сіи глаза? Любезные мои родственники, продолжала она оборотясь къ Г. и Гж. Ревсъ нсколько громче,
Какая плнительная живость въ Миссъ Грандиссонъ, подумала я въ себ, однако вы не долго пребудете въ таковомъ положеніи.
Она опятъ взяла меня за руку, и подведши къ кресламъ сама сла подл меня, держа въ другой рук вейеръ. Я хочу знать тому причину, начала она говорить, и видя меня усиливающуюся усмхнуться обьявила мн, что я ее нимало не обману притворнымъ своимъ видомъ. Я вздохнула. Очень хорошо, сказала она мн; но откуда происходитъ столь тяжкій вздохъ! Все ли въ добромъ здаровь, наша бабушка Ширлей?…
Слава Богу, она въ совершенномъ здравіи, сударыня.
А наша тетушка, дядюшка нашъ Селби, двоюродная наша сестрица Люція?
Они равномрно находятся въ добромъ здравіи.
И такъ, какая же мука терзаетъ любезную сію двицу? Не закололся ли кто ниесть изъ ея невольниковъ? Не приводятъ ли ее прочіе въ таковое уныніе? Но сіи непонятности, конечно вскор обьяснены будутъ. Графиня подошедши къ намъ, укоряла ее за то смущеніе, въ кое она меня привела усильными своими прозьбами, пеняя ей весьма пріятнымъ образомъ за излишнюю живость, которую одинъ Карлъ, сказала она, былъ бы въ состояніи умрить. Я отвчала, что невозможно ничемъ иннымъ упрекать Миссъ Грандиссонъ, какъ чрезвычайною милостію.
Гжа. Ревсъ весьма къ стати при семъ слов меня ободрила. Она говорила о томъ безпокойствіи, которое Сиръ Гарграфъ Поллексфенъ безпрестанно намъ причиняетъ. Ахъ! сударыня, сказала ей Графиня, онъ не иметъ причины ниже смлости о томъ помышлять. Онъ не можетъ предпринять никакого другаго намренія, какъ токмо остаться въ спокойствіи, естьли вы токмо по милости своей оставите оное на его волю.
Я ясно могла изъ того примтить, что об сестры совершенно ничего не знаютъ о поединк. Миссъ Грандиссонъ спросила, разв вы получили что ниесть отъ Сира Гарграфа, я весьма искусно увернулась отъ отвтствованія на сей вопросъ, спрашивая у ней сама: не получилъ ли чего нибудь отъ него Сиръ Карлъ? Совершенно ничего, отвчала она мн. Я присовокупила,что самое жесточайшее прискорбіе, коего я страшусь, есть, видть паки возраждающуюся такую распрю, коей я, по злощастному моему жребію, была причиною, и произвести нкое безпокойствіе въ такой фамиліи, которую толико побудительныя причины обязываютъ меня любить и почитать. Об сіи исполненныя пріятностями сестры приписывали мою признательность хорошему моему свойству, и сказали мн, что ихъ братъ, которой вскор общался сюда быть съ Милордомъ Л… подастъ совершенно инное наименованіе тому случаю, въ которомъ онъ имлъ щастіе мн услужишь. Но мы не дождемся ихъ къ завтраку, продолжала Миссъ Грандиссонъ; Графиня встала нынч прежде обыкновеннаго времени, да и мн никогда не случалось вставать посл всхъ. Я весьма голодна, сказала она; мн однако не хочется сть перчатки: и подошедши къ моимъ клавесинамъ, какъ будто бы желая прогнать свой апетитъ, она заиграла я такимъ искуствомъ, изъ коего могли мы заключить, что она въ состояніи изражать на оныхъ самую свою мысль. Завтракъ тогда принесли, но я на оный не взирала, и единственно помышляла о тонъ ужасномъ письм Багенгалля, отъ коего мое сердце обмирало. Но поелику я совершенно была уврена, что Сиръ Карлъ иметъ сильныя причины скрывать таковое обстоятельство отъ своихъ сестръ, то и не хотла говоришь о томъ явно; и не взирая на то, желала бы узнать нчто могущее успокоить мои мысли, предая на его волю обьявить о томъ двумъ своимъ сестрамъ, когда онъ то за благо разсудитъ. Въ замшательств, въ коемъ я находилась, дабы начать съ ними говорить, яспросила у Графини, не въ прошедшую ли субботу прибыла она въ замокъ Кольнеброкъ? Колико любезенъ сей домъ для меня пребудетъ? Онъ служилъ мн убжищемъ. Она мн отвчала, что пріхали жъ самый тотъ день, но что для нее гораздо будетъ любезне то мсто,въ коемъ окончатся мой нещастья. Я думаю, сударыни, начала я съ весьма малою связностью рчь, что вы слышали о письм писанномъ къ Сиру Карлу.… отъ того злобнаго Вильсона…. Такъ, сказала мн Графиня, и ячрезвычайно рада, услыша что столъ ужасный заговоръ по щастію уничтоженъ. Нкоторые мста того письма,присовокупила она, приводятъ меня въ великое безспокойствіе. Чтожъ бы они въ себ заключали? спросила меня Миссъ Грандиссонъ съ трогательной пріятностію. Они заключали въ себ, сударыня, то, что Сиръ Гарграфъ не о чемъ толико не помышляетъ, какъ о мщеніи. Нашъ братецъ ничего намъ о томъ не сказалъ,возразила Графиня, но совсемъ не вроятно, чтобъ человкъ, устыженный своимъ поступкомъ, вздумалъ помышлять о мщеніи. На противъ того намъ сказано, что онъ не выходитъ ни наединый шагъ изъ своего покоя, или отъ стыда, или отъ болзни.
Она не успла еще окончить своихъ словъ, когда послышался каретной стукъ, и Миссъ Грандиссонъ увидла, что пріхалъ Милордъ Л… и ея братъ. Пришедши въ чрезвычайное восхищеніе отъ радости, я даже не доврялась и самой себ: и притворясь будто что нибудь забыла, я вышла съ великою поспшностію въ одн двери изъ зала, между тмъ какъ они вошли въ залъ другими дверьми: я остановилась въ кабинет. Я благодарила Небо! Сердце мое пришло въ толикую слабость, что я не въ состояніи была принесть ему мою благодарность такую какъ бы долженствовало. Я едва не лишилась чувствъ. Ты конечно не удивляешься, любезная моя Люція,что мое движеніе столь было стремительно посл той ужасной неизвстности въ коей я дня съ два находилась, и въ тхъ мучительныхъ моихъ помышленіяхъ о спасеніи, коимъ я почитала самаго изящнйшаго изъ человковъ подверженнаго за сохраненіе моей честности и жизни.