Английские письма или история кавалера Грандисона

Ричардсон Сэмюэл

Меня не мене упрекали и въ томъ своенравіи, которое учинило меня нечувствительною ко всмъ ея предложеніямъ. Между тмъ Милади Л… сказала, теперь, когда Миссъ Биронъ видлась съ Графинею Д… и когда она начинаетъ; продолжала Миссъ Грандиссонъ язвительно, забывать жестокіе поступки Сира Гарграфа; то можетъ перемнить прежнее свое разположеніе.

Скажи, Люція, скажите, любезная моя тетушка, не имли ли вы при семъ обо мн состраданія? Я вамъ признаюсь, что сія злость весьма показалась мн жестокою. Мысли мои, отвчала я благосклонно, исполнены были насиліемъ Сира Гарграфа, и опасностію пагубныхъ слдствій, могущихъ воспослдовать за тмъ великодушнымъ покровительствомъ, которое я почитала. Нкоторые честные люди меня весьма уже утомили неотступными своими требованіями, такъ на примръ: Г. Ормъ иГ. Ролландъ

Мередитъ, также Г. Гревилль и Г. Фенвичь, о коихъ я не весьма хорошее имю мнніе. Колико бы я желала имть хотя нсколько свободнаго времени къ отдохновенію, и къ собранію разсянныхъ моихъ мыслей; тогда усмотрла бы я себя въ состояніи представлять новыя предложенія самой себ, моимъ друзьямъ, и чрезъ особу весьма отличнаго достоинства. Вы не должны удивляться, сударыня, что мн не весьма легко подать вамъ вдругъ причины моего отказа, хотя оный дйствительно произсходитъ отъ искренности моего сердца.

Он ясно примтили что ихъ шутки приводили меня въ великую печаль. Доброе ихъ свойство обращено было къ другимъ предмтамъ, и когда прощались со мною съ обыкновенными своими ласками, то, казалось, ощущали великое удовольствіе отъ своею посщеній.

Разсуждая о всемъ случившемся со мною, мн кажется, любезные мои друзья, что уже время изьяснить вамъ гораздо обстоятельне мое положеніе, дабы вы были въ состояніи вспомоществовать мн своими наставленіями и совтами; ибо увряю васъ, что я нахожусь какъ бы въ нкоей пустын. Пожалуй, любезная Люція, увдомь меня… но сіе не можетъ произсходить отъ любви! Я весьма въ томъ уврена. Сіе также не произсходитъ отъ зависти; хотя будучи чрезвычайно обязана, я еще ощущаю ту власть, которую берутъ надо мною сіи дв любвидостойныя сестры, ахъ! нтъ! зависть весьма подлая страсть, которая никогда не будетъ существовать въ моемъ сердце, естьлижъ ето гордость? то гордость есть такой порокъ, которой производитъ обыкновенно какое ниесть пораженіе, а вы совершенно почитаете меня гордою, или надмнною, по крайней мр по своей дружб; но я думаю что сію гордость, или надмнность, должна составлять часть моея благодарности.

Я чрезвычайно бы желала быть съ тобою, дражайшая моя Люція! Я предложила бы теб великое множество вопросовъ. Колеблющееся мое сердце успокоилось бы въ твоихъ недрахъ. Оно получило бы орудія изъ отвтовъ твоихъ, противъ излишней чувствительности. Но къ стати мн пришло на мысль, какъ я отъ тебя при нкоторомъ случа слыхала, что ты находишь облегченіе въ воздыханіи? Ето по истинн весьма важной вопросъ, любезная моя. Не говорила ли ты мн, что вздохи бываютъ сопровождаемы нкоторою пріятностію, хотя они непроизвольны, и что ты рада была ссориться сама съ собою, не зная тому причины? И я прошу тебя сказать, не чувствовала ли ты тогда болезни въ желудк, когда приходила въ такое замшательство, коего не могла описать, говорить ты? Не была ли ты тогда униженна, покорна, требующа сожалнія отъ всхъ, и въ готовности подавать свое собственное? Не читала ли ты со вниманіемъ печальныя исторіи, наипаче о молодыхъ женщинахъ впадшихъ въ нещастія и затрудненія? Твое состраданіе о другомъ, не было ли для тебя чувствительне? Твое вниманіе не умншалось ли тогда къ самой себ? Но неизвстность не казалась ли теб самою жесточайшею изъ всхъ мученій? Я воспоминаю, дражайшая моя, что ты иногда была безъ пищи и питія; но и чрезъ то здравіе твое не уменшалось. Любовь можетъ быть есть для любовниковъ то, что была Небесная манна для Израильтянъ, но они могутъ также жаловаться какъ и т, и роптать имя оной иного. Сонъ твой, пришло мн также на мысль, былъ прерываемъ. Страшныя сновиднія приводили тебя въ смятеніе. То были горы и пропасти, въ кои ты безпрестанно повергалась; бури и наводненія, кои тебя увлекали; глубокія воды въ кои ты погружалась; пламя, воры и прочія подобныя симъ мечтанія.

Пусть же добровольно воспомнятъ все то; чего явственне не познали въ разсматриваніи другаго, какую бы въ томъ пользу ни имли, когда опасасаются видть себя въ подобномъ обстоятельств! Не взирая на то я уврена, что все мною здсь сказанное, и что ты уже испытала, должно произсходить отъ опасности и ужаса, въ кои привели меня насилія Сира Гарграфа Поллексфена. Коликократно представлялось мн въ сновидніяхъ все мною отъ него претерпнное! Иногда со слезами изспрашиваю я отъ него сожалнія, но получаю токмо укоризны и угрозы. Иногда, кажется мн, что онъ зажимаетъ своимъ платкомъ ротъ мой. Иногда страшной его священникъ,естьли токмо ето былъ оный, читаетъ брачные молитвы, и я противлюсь таинству таковаго брака. Иногда, кажется мн, я вырываюсь; онъ меня преслдуетъ; я слышу топотъ его по слдамъ моимъ, безполезно усиливаясь призвать кого либо себ на помощь. Но когда сновидніе мое обращается въ пріятную мн сторону, то усматриваю я моего избавителя. Иногда вижу я его въ вид сильнаго языческаго Бога; [ибо мои сновиднія совершенно бываютъ раманически,] а себя, какъ двицу повергнутую жребіемъ въ бездну нещастій. Вдругъ блой Палефруа (*); появляется и когда ристалище начинается, то вижу моего героя единою своею дсницею побивающаго Львовъ и Тигровъ, разскающаго Гигантовъ, и цлыя арміи разгоняющаго.

(*) Въ старину назывались такъ лошади, на которыхъ госпожи верьхомъ зжали, прежде введенія колясокъ.

Вс сіи мечтанія не ясно ли вамъ доказываютъ, что мое безпокойствіе

не можетъ ни чему инному быть приписано, какъ претерпнному мною отъ Сира Гарграфа варварству? Мн кажется, что единое намреніе, которое я могу предпринять, состоитъ въ тонъ, чтобъ просить у моей тетушки совтовъ, оставить Лондонъ, любезная моя; и тогда уже я буду въ состояніи разсмотрть, боле ли овладла моимъ сердцемъ страсть нежели благодарность, такъ какъ вс мои ближніе въ томъ меня подозрваютъ, и какъ я признаюсь, что и сама начинаю того страшиться. Я уврена токмо въ томъ, что мои способности ослабли. Миссъ Грандиссонъ сказала мн что въ Колнеброк колебаніе ума моего, доходило даже до забвенія, и что призванной ими врачъ страшился дабы я не лишилась разума. Естьлибъ я попустила безнадежной страсти овладть собою, то не нужнобъ было инныхъ искушеній, какъ тхъ, кои уже претерплъ мой разсудокъ.

Прощай, дражайшая Люція. Какое я письмо теб написала! послднихъ строкъ довольно будетъ для изьявленія теб, колико мое сердце и чувство ослаблены.

ПИСЬМО XXXIV.

Генріетта Биронъ к Люціи Сельби.

Въ Субботу, 4 Марта.

Сегоднишняго утра пришелъ Сиръ Гарграфъ Поллексфенъ видться съ Г. Ревсомъ, обьявя ему что сіе посещеніе касается единственно до него, но будучи по нещастію въ низу, я не могла бы избавиться, отъ него безъ неучтивости, естьлибъ не пожелала слушать того, что онъ желалъ сказать.

Онъ принялъ намреніе идти въ замокъ Сельби, дабы изпросить прощеніе у всей моей фамиліи; но Г. Ревсъ сдлалъ ему на то такія возраженія, кои принудили его оставить сіе предпріятіе. Онъ всячески старался, естьли должно тому врить, видть меня у Гжи. Вилліамсъ, единственно въ томъ намреніи, дабы честнымъ образомъ обязаться оказывать мн свои попеченія, по тому описанію, которое ему обо мн учинили; и уже не въ первой разъ желаетъ онъ найти къ тому случай. Однажды онъ совершенно было ршился поститъ дядю моего Сельби въ Нортгамптон-Шир, и его екипажъ былъ уже въ готовности, какъ онъ освдомился что мой дядя пріхалъ въ Лондонъ съ Г. и Гжею Ревсъ. Тогда, онъ похалъ въ Петерсборугъ, въ томъ намреніи дабы открыться въ своихъ чувствованіяхъ Г. Дину, къ которому онъ слыхалъ, что мы имемъ великую довренность; но тамъ увдомясь объ отъзд его въ Камбриджь, ршился испытать своего щастія у меня, и хать въ Лондонъ тмъ съ большею довренностію, что увренъ былъ въ данномъ мн моею фамиліею на мою волю выбор, и что почитая себя въ состояніи представить мн такія предложенія, коихъ ни единой изъ моихъ домогателей учинить не можетъ; и изьявитъ мн что его намренія не были безразсудны, и не отъ единаго того произсходили впечатлнія, которое я въ немъ произвела у Милади Вилиіамсъ, хотя онъ признается что его чувствованія толико въ немъ вдругъ воспламенились, что понудили его поспшишь мн открыться.

Онъ почитаетъ, сказалъ онъ мн, за величайшее свое нещастіе, что причинилъ мн столь великое неудовольствіе; онъ повторилъ вс т причины, кои выводилъ изъ своей любви, страданій и разскаяній, наипаче изъ того усилія, которое онъ учинилъ надъ самимъ собою, дабы изтребить изъ своей памяти самыя жестокія и личныя оскорбленія. Я ему отвчала, что я гораздо боле претерпла, нежели онъ, хотя и не видать на мн тому знаковъ; что я во всемъ его прощаю по причин того примиренія, которое воспослдовало между моимъ покровителемъ и имъ, [покровителемъ, прервалъ онъ рчь мою, кусая свои губы]; но поелику мои чувствованія были ему извстны еще и прежде варварскаго его поступка; то я его просила отрчься отъ меня навсегда. Онъ долженъ меня извинить, присовокупила я, естьли я ему обьявляю, что ршилась никогда вторично его не видать.

Сей разговоръ продолжался довольно долгое время. Г. и Гжа. Ревсъ находились въ глубокомъ молчаніи. Наконецъ онъ усильно меня просилъ по крайней мр общать ему, что Г. Гревиль и Г. Фенвичь не возмутъ надъ нимъ преимущества; и дабы склонить меня повидимому взирать впредь спокойне на другія затрудненія, онъ клялся мн, что отважный его поступокъ дйствительно произшелъ отъ того страха, что онъ видлъ Г. Гревилля заступающаго его мсто. Я ему сказала что ни за что въ свтъ не соглашусь дать такія общанія. При семъ Г. Ревсъ увривъ его, дабы освободиться отъ неотступныхъ его просьбъ что онъ почиталъ сей страхъ не основательнымъ, и я нимало тому не противорчила.

Прежде нежели можно было отпуститъ сего докучливаго человка, лакей вошедши ему доложилъ, что Г. Багенгалль и Г. Іорданъ его спрашиваютъ. Сиръ Гарграфъ безъ всякаго затрудненія признался намъ, что они пришли сюда въ надежд меня видть, и просить меня изъ милости остаться съ ними хотя на четверть часа. Я хотла было удалиться; но онъ, съ такою же дерзостію, приказалъ лакю сказать имъ, чтобъ они вошли сюда; а какъ Г. Ревсъ нимало тому не воспротивился, то они почти въ тужъ минуту и вошли.