Анна Австрийская. Первая любовь королевы
Шрифт:
— Опять Монморанси! — пробормотал он сквозь стиснутые зубы.
Спокойствие, выказываемое Ришелье, было только поверхностным. В нем кипела необузданная ярость. С Поанти исчезла его надежда, почти уверенность проникнуть в тайные умыслы герцогини де Шеврез.
Весь дворец был поднят на ноги. Лакеи, гвардейцы, дворяне, окружавшие кардинала и жившие в самом дворце, которые только легли спать по окончании праздника, который продержал их на ногах до утра, принялись осматривать все углы.
В это время Ришелье осматривал и рассуждал сам с собою, каким образом неуловимый Поанти, которого он уже держал в своих руках два раза и который всегда находил способ
— Вы хотели видеть меня. Через несколько минут я выслушаю вас. Отведите эту девушку в мой кабинет и караульте ее там, — приказал он одному из своих офицеров.
Кардинал продолжал осмотр и спустился еще на один этаж. Там он узнал, что балкон, который он искал, должен принадлежать комнате его племянницы. Комната эта соединялась с главным корпусом здания одной большой лестницей и несколькими лестницами потайными. Ришелье, оставив своих провожатых у одной из дверей, вошел в спальню очаровательной герцогини де Комбалэ. Она спала глубоким сном. Кардинал полюбовался ею, белой и румяной на кружевном изголовье, потом, убедившись, что Поанти тут не было, тихо вернулся в свой кабинет.
Поанти не был найден. Кардинал, растянувшись на своем кресле, безмолвный и мрачный, два часа оставался неподвижным и не произносил ни слова. В продолжение двух часов производились поиски пропавшего пленника, и он слышал одного за другим донесения всех посланных отыскивать Поанти. Надо было отказаться от поисков. Через два часа, когда не осталось уже никакой надежды, кардинал поднял голову. Он вспомнил наконец о Денизе. Бедная девушка, ужасно испугавшись при виде человека, к которому она пришла в минуту отчаяния и от которого теперь ей хотелось быть как можно дальше, молча ждала. Офицер, которому она была поручена, не оставлял ее ни на минуту. Ришелье сделал ему знак, тот понял и вышел. Ришелье и молодая девушка остались наедине. Наступило довольно продолжительное молчание. Дениза была бледна и дрожала. Кардинал, прикрыв блеск своих глаз густыми нахмуренными бровями, внимательно рассматривал ее. Под этим холодным и инквизиторским взором Дениза дрожала телом и душой. Склонив голову на грудь, потупив глаза, она чувствовала, что вся сила воли оставляет ее. Мысли ее путались, но из этого хаоса выделялась одна, преобладавшая над всеми другими. Это была боязнь не сохранить достаточно уверенности для того, чтобы увернуться от вопросов кардинала, на которые она не хотела отвечать.
— Подойдите, — сказал ей наконец кардинал.
Дениза повиновалась и медленно подошла, не смея поднять глаз. Кардинал, видя, что ноги ее дрожат, наклонился вперед, придвинул стул напротив своего кресла и указал на него молодой девушке.
— Сядьте и оправьтесь, — сказал он. — Вам нечего
— Нет, монсеньор, — с негодованием ответила Дениза, — я совсем об этом не думала.
«Она не жадная, — подумал Ришелье. — Выгода не играет тут никакой роли; это, должно быть, женское мщение».
Простота одежды молодой девушки отдаляла всякую мысль о соперничестве между нею и блистательной герцогиней де Шеврез. Однако кардинал упорствовал в этом предположении. Мы знаем, что оно было справедливо. Он бросил на Денизу взгляд, которым как будто хотел проникнуть в глубину ее души.
— Я вам сказал, дитя мое, что вы получите от меня такую награду, какую пожелаете сами, — продолжал он. — Моя власть настолько велика, что я могу дать вам это обещание. Говорите с уверенностью. Но прежде скажите мне, кто вы и какие сношения имеете с герцогиней де Шеврез. Как вас зовут?
Дениза слушала все это, как будто не понимая. Однако последние слова кардинала поразили ее. Она сделала жест сильного отвращения и отвечала довольно энергично:
— Для чего говорить вам мое имя? Я не могу и не хочу его сказать.
Ришелье сделал головою знак дружеский и снисходительный.
— Вы не подумали, дитя мое, что я не только государственный человек, но и духовное лицо; вы можете говорить со мною как с вашим духовником. Все, что вы мне скажете, не выйдет из стен этой комнаты.
— Нет! — ответила Дениза на это приглашение. — Нет, я не хочу сказать вам мое имя. Я не скажу!
Она как будто сама испугалась энергии, которую придала своему голосу.
— О! Прошу вас, монсеньор, — прибавила она умоляющим тоном, — не спрашивайте меня.
Она была готова расплакаться. Ришелье понял, что если он станет настаивать, то может увеличить смятение молодой девушки и заставит ее забыть отчасти о том, что она хотела ему сообщить. А если это относилось к герцогине де Шеврез, то должно быть настолько важно, что не стоило заниматься именем той, которая могла сообщить ему эти сведения. Притом, не может ли он узнать это имя всегда, когда захочет?
— Я не хочу вас принуждать, — сказал он с благосклонной улыбкой, — сохраните втайне ваше имя; скажите только, что вы хотели мне сказать.
Давно Дениза ожидала этой минуты с ужасным опасением.
— Монсеньор, — пролепетала она, сложив руки с тоскою, — простите меня, простите меня!
— В чем мне вас прощать, бедная девушка?
— Я вас обманула. Мне нечего, вовсе нечего вам говорить.
— Как! — вскричал Ришелье. — Вы сказали, что хотите сообщить мне важные сведения о герцогине де Шеврез?
— Да, это правда; но я лгала, уверяю вас, монсеньор, я лгала!
— Вы, однако, знаете герцогиню де Шеврез?
— Да, то есть нет. Я бедная девушка. Как я могу знать такую знатную даму, как герцогиня?
Дениза соскользнула со своего стула, упала на колени и заплакала. Кардинал не сомневался, что эта девушка знала многое, что она пришла с решительным намерением рассказать все, но что новое размышление или какое-нибудь событие, случившееся с тех пор, как она была во дворце, совершенно изменило ее мысли. Причиной этой перемены кардинал мало интересовался, он хотел знать только результат. Конечно, у него не было недостатка в средствах для того, чтобы принудить эту молодую девушку говорить. Сила была на его стороне. Но кардинал быстро подумал: