Анна Австрийская. Первая любовь королевы
Шрифт:
— Какое же преимущество это нам дает?
— Преимущество победить кардинала его собственным оружием. Послушайте, ваше величество, вчерашний праздник ужасно вас утомил.
— Нет, — сказала королева.
— Вам нужен отдых.
— Уверяю вас, герцогиня, что я не чувствую никакой усталости.
— А отдых вы можете найти только в уединенном убежище.
— Что ты говоришь?
— То есть в том, которое вы выстроили нарочно для того, чтобы отдыхать, когда вас утомит придворный шум.
— Валь де Грас? — спросила с удивлением Анна Австрийская.
— Именно; вам надо сейчас же уехать в Валь де Грас.
— Я вас не понимаю, герцогиня. Действуя таким образом, мы избавим кардинала от труда держать около меня шпионов, потому
Тонкая улыбка не сходила с губ герцогини де Шеврез.
— Ты не отвечаешь мне, Мария? — спросила королева с возрастающей досадой.
— Я умоляю ваше величество простить мне и не расспрашивать меня, — сказала герцогиня, — попросите только у короля позволения удалиться в Валь де Грас.
— О, Мария, Мария! Тебе пришла какая-нибудь мысль, которая меня пугает, — вскричала Анна Австрийская с радостью, смешанной с испугом.
— Э! Любезная государыня, если бы ко мне не приходили мысли, когда я одна против всех окружающих вас врагов, то к чему годилась бы я?
Через несколько минут Анна Австрийская прошла через весь Лувр в оружейный кабинет, обычное местопребывание ее августейшего супруга; но кардинал поспел туда прежде нее. Уже минут десять искусный прелат находился наедине с Людовиком XIII. Разговор, которого он потребовал в отеле Шеврез от герцога Букингема, может быть, и шел о предметах важных, но продолжался недолго. Ришелье подошел к королю с веселым лицом. Снова поблагодарив его величество за сделанную ему честь, он распространился об успехе, произведенном красотой, изяществом, грациозностью королевы. Потом постепенно заставил угадать ревнивого монарха, как Букингем ухаживал за Анной Австрийской. Отдав справедливость исполненному достоинства обращению ее величества с ее блистательным поклонником и почтительному обращению восторженного английского посланника с королевой, он успел пробудить в душе, всегда доступной подозрению, дурно усыпленную ревность. Людовик XIII обещал себе, не выражаясь вслух, наблюдать с этого дня за посещениями, которые он не мог запретить знатному английскому вельможе делать королеве французской. Ришелье достиг своей цели: Анна Австрийская находилась под двойным надзором, его и короля.
В эту минуту королева вошла в оружейный кабинет. При виде кардинала и смиренных его поклонов она не могла удержаться от жеста отвращения, которое не могло укрыться от проницательных глаз кардинала. Он побледнел от ярости. Отвращение Анны Австрийской, которое до сих пор он только подозревал, обнаружилось теперь ясно.
Людовик XIII, нахмурив по обыкновению свои черные брови, принял королеву с ледяной холодностью. Анна давно уже привыкла к такому обращению; она не удивилась. Не глядя на Ришелье, словно его тут и не было, она стала просить у короля позволения отправиться на некоторое время в Валь де Грас. Услышав эту неожиданную просьбу, Ришелье улыбнулся с торжеством. Стало быть, Анна Австрийская признавала, что она побеждена. Перед непреодолимыми затруднениями оказаться хоть на одну секунду с глазу на глаз с герцогом Букингемом она отказывалась от этого сама, потому что просить позволения заключиться в Валь де Грасе, почти как в тюрьме, монастыре, куда ни один мужчина, кроме короля, не мог войти, значило смириться.
Первым движением Людовика XIII было отказать, но не потому, что он рассуждал иначе, чем его министр: он не рассуждал вовсе. Он просто повиновался той потребности к противоречию, которая составляла основание его тревожного и подозрительного характера, злому удовольствию инстинктивно сопротивляться всему, что могло быть предметом удовольствия для королевы. Пылкий взгляд кардинала остановил его, когда он хотел произнести отказ.
— Государь, — сказал Ришелье с притворным смирением, за которым он скрывал самую свирепую гордость, — если вы, ваше величество, позволите мне возвысить мой слабый голос в таком обстоятельстве, где мне не следовало бы дозволять подавать совет, я осмелюсь
— Благодарю, — сказала королева с надменностью, исполненной иронии, — я не сумела бы сказать так красноречиво.
Ришелье поклонился, как бы глубоко польщенный комплиментом.
— Хорошо, — сухо сказал Людовик XIII, — поступайте как хотите. Отдохновение несколько дней может быть вам полезно.
Анна Австрийская поклонилась королю, бросила презрительный взгляд на Ришелье и ушла. Чрез час она уехала в Валь де Грас, исполненная доверия к герцогине де Шеврез; она ехала или, лучше сказать, позволяла себя везти, с закрытыми глазами.
VII
Здесь доказывается еще раз, что тот, кто идет стричь, сам возвращается остриженным, а достойный Лафейма находит на лбу одного из своих умерших подчиненных печать капитана Десять
Ришелье вышел из кабинета короля совершенно успокоенный внезапным намерением Анны Австрийской удалиться в Валь де Грас. Следовательно, ему нечего было много заниматься ее поступками; что ни делала бы она там, кардинала это мало интересовало. Букингем не мог приблизиться к ней; для Ришелье все заключалось в этом. Но вернувшись в Люксембург, он забыл или, может быть, не счел нужным изменить приказание, отданное Лафейма. Приказание это так приходилось по вкусу наемному убийце, что он не мог о нем забыть. Притом Лафейма, чтобы исполнить с усердием приказание кардинала, имел личную причину. Интендантство в Шампани, честолюбивая мечта, лелеемая им давно, было обещано ему самим кардиналом в награду за его подвиги.
В этот самый вечер, часа через три или четыре после отъезда Анны Австрийской из Лувра, мы находим начальника поборников чести среди его подчиненных в таверне, служившей им главной квартирой. Эта таверна, находившаяся на улице Коломбье, представляла в тот час самую оживленную картину. Двенадцать негодяев с длинными шпагами и огромными усами расположились причудливыми группами во всех углах большой залы. Одни играли в кости, другие в карты, все пили и ругались, стараясь перещеголять один другого. Лафейма со своего места, позволявшего ему одним глазом обнимать все пространство, председательствовал, как деспот. Когда на часах Сен-Жерменского аббатства пробило восемь, новый товарищ появился в дверях. Не обращая внимания на дружелюбное приветствие, встретившее его, он проворно обошел столы и, не отвечая никому, прямо направился к Лафейма.
— Что нового, господин де Кребассан? — спросил тот, когда он приблизился.
— Безделица, мессир де Лафейма, — ответил тот, — но мы, однако, подумали, мой товарищ де Ростейн и я, что вам недурно это знать: карета герцога сейчас выехала из отеля Шеврез; мы следили за нею до Люксембурга, и его светлость в эту минуту находится у его преосвященства. Что делать? Теперь, когда ее величество королева в Валь де Грасе, следует ли продолжать сопровождать каждый шаг герцога? Продолжать ли следить за ним, когда он уедет от его преосвященства?
— Вот странный вопрос!.. — вскричал де Лафейма. — Разве его преосвященство отменил приказ? Какое нам дело, в Лувре или в другом месте ее величество? Нас интересует только одно, то есть отложит ли в сторону герцог Букингем священное звание посланника и отправится ли инкогнито искать приключений. Не передал ли я слово в слово эти приказания его преосвященства?
Громкий голос Лафейма с первых слов привлек к нему всеобщее внимание.
— Это действительно так! — закричало вдруг двенадцать пьяных голосов.