Анна, Ханна и Юханна
Шрифт:
Я действительно зажмурилась и подумала, что она на самом деле права. Я так никогда и не стала взрослой в том, что касалось мужчин. Сначала обожала отца, потом Рагнара. Арне тоже обращался со мной как с неразумным ребенком. Как я могла дойти до этого? Я упивалась своим унижением, как горько-сладкой карамелькой.
– Но Рагнар был превосходным человеком, – сказала я наконец.
– Ну да, – согласилась Лиза. – Он оставил после себя пустоту. Но она уже заполнилась – облегчением.
Заметив мою растерянность, она стала необычно красноречивой, что было для нее совсем не характерно:
– Ты не понимаешь?
– Лиза, милая Лиза…
– Да, да, – сказала она.
Постепенно мы успокоились.
Полчаса она рассказывала мне о своих планах на будущее. Она купила большую квартиру в каменном доме на Спренгкулльсгатан, наискосок от своего магазина. Она переедет туда и приспособит одну из комнат под швейное ателье.
– Хочу расшириться, – сказала она. – Мы с мальчиками продаем транспортную контору и думаем купить большой магазин на углу – там, где в прежние времена Нильссон торговал одеждой. Мы его переоборудуем, сделаем красивым и изысканным. Анита занялась этим, придумывает выкройки. На следующей неделе мы с ней поедем в Париж, посмотрим новые модели.
Я внимательно ее слушала. У моей постели сидела новая, незнакомая мне прежде сильная Лиза. В тот момент она была мне отвратительна. Она плюнула на моего брата, да, это так. Но еще хуже было то, что она была на воле, а я – в клетке.
– Я помню, как мне позвонила Анна и рассказала о своем разводе. Я поздравила ее от всего сердца. Рикард Хорд – фокусник, такой же, как Рагнар. Господи, Юханна, если бы я смогла сделать то же, что она, когда была молода.
Это был единственный момент, когда она погрустнела.
Собравшись уходить, Лиза сказала:
– Сейчас идет полицейское расследование несчастного случая на охоте. Все говорит о том, что друг, застреливший Рагнара, невиновен. Рагнар покинул свое место и вышел из леса прямо за лосем. Это была его вина – нарушение правил и утрата бдительности.
Я изо всех сил старалась подавить мрачные мысли мыслями еще более мрачными. Например, об Аните, золовке Лизы, которую я страшно не любила. Она училась в швейном объединении и шила красивые платья, такие же красивые, как она сама. Эта особа способна вырвать то, что ей нужно, из глотки. Я уже знала, кто будет хозяином в новом предприятии Лизы, и от души надеялась, что их затея лопнет ко всем чертям.
Потом мне стало стыдно – я вспомнила, что говорил Рагнар: «Анита напоминает мне тебя в молодости, когда ты работала на рынке у Ниссе Нильссона».
Вечером у меня началась лихорадка, мне сделали укол, и я уснула. Я проспала ужин и проснулась только в четыре часа утра, без температуры и с совершенно ясной головой. У меня теперь была масса времени обдумать то, что сказала мне Лиза. О фокусниках, таких, как Рагнар и Рикард. Об Арне, который не был фокусником и во многих отношениях был еще более инфантильным, чем я. О том, что я знала это и сама сделала его сильным человеком, отдав ему власть в семье.
Потом я снова думала о Рагнаре. Может быть, он так покончил с собой?
Наступило время посещений. Пришел Арне. Лицо его сияло от радости. Он поговорил
– Без тебя дома стало чертовски пусто, – признался Арне.
Звонила Анна, спрашивала, смогу ли я на следующее лето взять детей.
– Я сделаю все, что смогу, чтобы тебе помочь, – сказал он, и я, улыбнувшись, уверила его в том, что конечно же мы сможем, и это будет чудесно и весело.
Я рассказала о посещении Лизы, о ее грандиозных планах и о полицейском расследовании. Но Арне все знал. Об этом писали газеты, а кроме того, циркулировали самые невероятные слухи о том, что транспортное предприятие Рагнара обанкротилось. Но потом сплетни утихли, контора была в порядке, а вдова получила большую сумму за продажу предприятия.
– Ты не думаешь, что Рагнар… покончил с собой?
– Нет. Если бы Рагнар хотел свести счеты с жизнью, он выбрал бы другой способ и не стал бы ставить друга в двусмысленное положение. Думаю, что он просто устал и к тому же горевал о Ханне.Мне стало легче. В глубине души я знала, что Арне прав. Потом я долго думала о том, какие крепкие узы связывали «шлюху» и ее незаконнорожденного сына. Но никто, кроме меня, этого, кажется, не понимал.
Годы приходили и уходили, дети приезжали и уезжали. Самое ужасное в старости – это не утомление и недуги, самое ужасное – это время, которое, набирая скорость, несется к неизбежному концу, и ты никак не можешь замедлить его бег. Только что было Рождество, и вот уже Пасха. Не успел склониться к закату зимний день, как наступает теплый летний вечер. Между ними ничто, пустота.
Внучки росли и развивались. Развод родителей, кажется, не произвел на них никакого впечатления, во всяком случае, он их не потряс. Они нисколько не скучали по папе. Он жил на верхнем этаже того же дома и брал на себя свою долю ответственности за их воспитание.
– А мама?
– Кажется, она довольна. Там, где мы живем, много детей из распавшихся семей, но наши родители не такие, как все. Они никогда не говорят плохо друг о друге.
Так Рикард вернулся – к Анне и к нам. Они снова поженились. Мне было грустно, я не могла этого понять. Но Анна щебетала, как весенний жаворонок, когда позвонила и сказала, что они приедут к нам на Троицу – Рикард из Италии, а она из Стокгольма. Мне было странно снова видеть его, он стал старше, но выглядел еще красивее. Теперь он был еще больше похож на кота.
Труднее всех пришлось Арне. Они с Рикардом долго о чем-то говорили в подвале, и после этого разговора Арне сказал мне, что теперь он лучше понимает, что случилось. Я никогда не узнаю, что именно понял Арне, но я уверена, что фокусник снова взмахнул своей волшебной палочкой.
Анна родила еще одного ребенка, мальчика, но он умер. Тогда я еще могла ей помочь. Девочки успели вырасти, прежде чем ко мне подкралась болезнь. Вы, наверное, думаете, что она началась с забывчивости, с той забывчивости, когда человек приходит в кухню за какой-то вещью, но не помнит, за чем пришел. Такое случается чаще всего. Я боролась с такой забывчивостью, разработав для себя определенные привычки на все случаи жизни: сначала я делаю это, потом то… Это превратилось в ритуал и в целом работало. Я обслуживала себя и дом и держала в узде свой страх.