Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

Толстой Лев Николаевич

Ордынцевъ стоялъ молча. И мрачная тнь ревности вполн застлала его мысль: «она пошла отъ нетерпнья узнать, что онъ». Вдругъ лай собакъ, который глушилъ и экипажъ и веселые женскіе голоса. Привезли мама. Голосъ Кити. Что за глупость. Онъ встряхнулся и выбжалъ.

— Ахъ, а я тебя искала везд.

Она взяла его за руку, пожала.

— Ну какъ не стыдно по ночамъ?

— Ничего, маменька, вс дти здоровы, да меня проводили.

— Кто?

— Алексй Кириллычъ до дороги.

Ордынцевъ выпустилъ руку жены, и холодъ пробжалъ по спин. «Теперь врно. Но можетъ быть, она не видала его, она не дошла до дороги».

— Какая лошадь славная у Удашева, — сказала двочка.

«Кончено. Теперь все кончено». Онъ пустилъ ее руку и весело сталъ говорить съ Долли, разсказывая про охоту. Кити видла

эту веселость и все поняла. Вечеръ длился невыносимо долго для обоихъ. Они знали, что неизбжно объясненіе, и желали его всей душой и боялись. Другіе видли, что что-то не такъ, но вс заняты своимъ. Наконецъ разошлись. Ордынцевъ ходилъ. «Какъ мн идти къ ней, что сказать? Убить ее». А она, испуганная, раздвалась одна и тоже думала: «Какъ мн сказать ему. Точно я виноватая, когда я не могу быть виновата». Они просидли порознь до свта. Она вышла въ кофт.

— Миша, что ты?

— Ты знаешь, — мертвымъ голосомъ. — Теб надо говорить.

— Да что мн говорить, я не знаю. [1651]

— То что ты ходила встрчать сво....

— Миша, не оскорбляй меня. Я видла, что ты такъ, но я не врила себ. Если я не говорю..

— Оттого что теб все равно.

— Нтъ, это такъ быть не можетъ.

Все тихимъ, злымъ шопотомъ.

— Я этого не могу переносить.

— Такъ, стало быть, ты думалъ. Это гадко, оскорбительно. Стало быть, я не могу быть въ Москв, потому что я его встрчу. — И нервы ее разстроились. — Да я не могу...

1651

Рядом поперек полей и ниже написано: [1] Онъ оскорбилъ ее, она плачетъ.

[2] Онъ былъ жалокъ самъ себ и просилъ, чтобы она успокоила, выговорила.

[3] Чтожъ, барышнямъ сказать нельзя.

[4] Маркевичъ.

— Ну говори, что и какъ было.

— Ахъ, ты [1 неразобр.]

— Виноватъ.

— Я [1 неразобр.] и не думала.

Долго шло и кончилось слезами, и любовь больше прежней. Утромъ за чаемъ веселые, добрые оба.

Посл того какъ Долли ухала, Удашевъ пришелъ къ жен.

— Она какая то притворная и кислая, твой другъ. И что за манера совтовать не отдавать визита; я самъ знаю, что длать. И твой братъ почему не пріхалъ? [1652]

1652

Зачеркнуто: Дура

— Нтъ, она не знаетъ, какъ вести себя.

— Но это глупо. Я былъ въ Москв, и вс о теб спрашивали. — Онъ помолчалъ. — А мн нужно будетъ хать посл завтра, надо привезти тренера.

— Ты лучше позжай нынче, сейчасъ, и оставайся.

— Ахъ, что ты такъ раздражительна.

— Да ты самъ говоришь, что Долли глупо себя ведетъ, это не успокоиваетъ.

— Отчего же тебя огорчаетъ, что я поду?

— Нисколько. Это естественно. Я для тебя maitresse. [1653] Къ ней прізжаютъ, когда нужно, и опять узжаютъ.

1653

[любовница.]

— Анна, это не хорошо. Я всю жизнь теб готовъ отдать, а ты...

— Да, жизнь ты готовъ отдать и все, но не можешь дать того простого, чтобы Долли не просила не возвращать визита.

— Да это вздоръ. Я это докажу.

— Нтъ! не вздоръ. А у насъ остается одно — роскошь (я видла, какъ она смотрла на эту роскошь, и она, роскошь, мн противна стала) и... любовь, вотъ эта любовь. И надо.

Она обняла его голову и прижала къ своей груди.

Черезъ часъ они еще разговаривали.

— Ты позжай въ Москву, но, Алексй, если ты подумаешь, то ты увидишь, что намъ непремнно надо хать отсюда.

— Я сдлаю все, что ты хочешь, — сказалъ онъ холодно.

— Да, и подемъ въ Петербургъ. Я здсь не могу жить,

пойми это.

— Что ты велишь, то мы сдлаемъ.

Она замолчала, а онъ тяжело вздохнулъ и сталъ готовить новый планъ жизни, но все было неясно и страшно.

* № 155 (рук. № 95).

Несмотря на увренія Степана Аркадьича, которому въ своей безпомощной растерянности поврилъ Алексй Александровичъ, несмотря на увренія о томъ, что все это очень просто, даже самъ Степанъ Аркадьичъ увидалъ, что дло развода не очень просто. Алексй Александровичъ соглашался оставить жену, т. е. отпустить ее, и не требовать развода для себя. Онъ соглашался на то, чтобы меньшой, не его ребенокъ-двочка носила его имя. И онъ думалъ, что онъ сдлалъ все, что могъ, для того чтобы простить обиду; о томъ, чтобы посл его великодушія отъ него еще бы требовали какихъ нибудь жертвъ, ему и не приходило въ голову, тмъ боле что, какъ ни велико было то зло, которое ему сдлали эти 2 человка, его бывшая жена и Вронской, онъ зналъ, что они чувствуютъ зло, сдланное ему, мучаются совстью и цнятъ его великодушіе. Но не прошло 3-хъ мсяцевъ, какъ отъ него потребовали еще новыхъ жертвъ, казавшихся ему невозможными. [1654] Явился вопросъ: какое имя будетъ носить будущій ребенокъ Анны и Вронскаго. Являлось три альтернативы: или дти будутъ носить незаконное имя Каренина, или онъ долженъ доказать законно преступную связь жены, или онъ долженъ былъ, принявъ на себя постыдныя улики прелюбодянія, допустить разводъ для себя, какъ для виновной стороны. Въ обоихъ первыхъ случаяхъ страдали бы другіе, только въ послднемъ случа страдалъ онъ одинъ. И какъ ни ужасны были для него ложные униженія, черезъ которыя онъ долженъ былъ пройти, онъ исполнилъ то, что отъ него требовали. И Вронской и Анна женились въ томъ имніи, Вронского, где онъ жилъ съ Анной до этаго.

1654

Зачеркнуто: Анна была беременна и

<Для Вронскаго и Анны наступило наконецъ давно желанное и дорого купленное счастіе.>

* № 156 (рук. № 97).

Было начало Іюля. Посл обда дти Долли съ гувернанткой и Варинькой (дти любили ее, казалось, больше матери и требовали, чтобы она шла съ ними) пошли за грибами. Сергей Ивановичъ, какъ и обыкновенно, сознательно и снисходительно отдыхая отъ умственныхъ и общественныхъ трудовъ, наслаждался простой, ясной деревенской жизнью. Сергй Ивановичъ еще за обдомъ сказалъ, что онъ пойдетъ съ ними за грибами.

— Я очень люблю ходить за грибами, — сказалъ онъ, оглядываясь на всхъ и какъ бы подчеркивая то значеніе, которое должно имть его — философа и общественнаго руководителя — хожденіе за грибами.

Варинька покраснла, услыхавъ это, и Кити переглянулась съ Долли.

Тотчасъ посл обда еще Сергй Ивановичъ не допилъ свою чашку кофе и еще находился въ середин спора съ братомъ. Сергй Ивановичъ говорилъ, что сельская жизнь, въ противуположность городской, проста и ясна, и въ этомъ ея прелесть. Константинъ Левинъ говорилъ, что, напротивъ, городская ясна и проста, потому что въ городской люди живутъ въ условіяхъ, которые они сами сдлали, а въ сельской сталкиваешься съ необъяснимымъ.

— Ты во многомъ перемнился съ тхъ поръ, какъ женился, и къ лучшему, — сказалъ Сергй Ивановичъ улыбаясь Кат, которая стояла, перегнувшись назадъ, съ усталымъ выраженіемъ подл мужа и, очевидно, ожидала конца спора, чтобы сказать ему что то. — Но не перемнился въ твоей любви защищать самыя парадоксальныя темы.

— Ты бы сла, мой другъ, теб нехорошо стоять, — сказалъ ей мужъ, значительно глядя на нее.

Сергй Ивановичъ подалъ ей стулъ. Она сла.

— Ну какая же сложность можетъ быть въ первобытныхъ условіяхъ жизни, — продолжалъ Сергй Ивановичъ, — въ сравненіи съ тмъ экстрактомъ, такъ сказать, изъ этихъ условій, которымъ мы занимаемся, когда, напримръ, пишешь книги, излагаешь свои мысли о всхъ этихъ предметахъ.