Анна-Мария
Шрифт:
Анна-Мария постаралась произнести эти слова как можно увереннее.
— Как знать! — отозвался отец.
Мать вынимала из буфета стаканы.
— Я была в тюрьме и видела его через глазок. Он неплохо выглядит, — не сдавалась Анна-Мария.
Стаканы на подносе, который мать ставила на стол, тихонько звякнули.
— Что он делал? — спросила она.
— Ничего. Его поместили с уголовными. Он сидел на земле и ни с кем не разговаривал.
Отец внезапно всхлипнул, густые усы, как губка, сразу впитали слезы. Мать
— Успокойтесь, — сказала Анна-Мария, — им придется его выпустить… Дело уже и сейчас нашумело, а ведь это только начало… Но чтобы эта большая беда обернулась нам всем на пользу, нужно сообразить сперва, откуда она на нас свалилась…
Родители Робера молчали. Отец заерзал на стуле.
— Барышня хочет сказать, что нужно узнать, кто свалил это дело на Робера… — пояснил Жозеф.
Он сидел очень прямо, правая рука на правом колене, левая — на левом, совсем как древняя статуя фараона.
— Мы ничего не знаем, — сказал отец.
Все молча выпили розового вина. Что напоминал Анне-Марии этот дом, слишком тщательно прибранный, где каждая вещь стояла на своем месте, — пустой, словно необитаемый дом? Он вызывал в ней странное, уже когда-то испытанное чувство… Анна-Мария пыталась вспомнить… Словно лицо человека, которого она где-то видела, но чье имя забыла… Ах да! Камера смертников в тюрьме Френ… И этот дом тоже готов был принять неизбежное.
Булочник проводил их до дверей; в его морщинах еще блестели слезы.
— Что делать? — спросила Анна-Мария на улице. — Бедные старики ничем нам не помогут: они так боятся навредить Роберу, что от них все равно ничего не добиться.
— А если повидаться с кюре? Он все сделает, лишь бы помочь Роберу.
Улица была пустынна, лавки закрыты, и жара невыносимая, не улица, а поток расплавленной лавы. В одном из переулков стояла, сверкая новизной, машина фисташкового цвета.
— Это машина Лебо, — сказал Жозеф. — Что он здесь делает?
— Мне не хотелось бы с ним встретиться… — Анна-Мария ускорила шаг.
— Он нас уже все равно видел… А не он, так кто-нибудь другой… Ему, вероятно, донесли: «Здесь Жозеф с какой-то дамой. Они заходили к Бувенам…» Сюда, Барышня, так ближе…
Они обогнули похожий на кладбище общественный сад: Перед ними во всем своем великолепии предстала старинная церковь с арками и пилястрами, с квадратной двухэтажной и двухсветной колокольней. Священник жил в пристроенном к церкви крыле; на окнах с выгнутыми решетками белели муслиновые занавески. Жозеф постучал в дверь; они подождали, никто не ответил, но дверь была только притворена, и они вошли; камень, везде камень, как снаружи, так и внутри. Сверху, через перила прекрасной лестницы, свесилась седая растрепанная голова.
— Что вам? — крикнула женщина.
— Могу я видеть господина кюре? — спросила Анна-Мария.
— Нет!.. А откуда вы? — крикнула женщина.
Тем временем из глубины
Вторая оказалась не такой седой, с гладко зачесанными назад волосами и в ниспадавшей до полу широкой юбке.
— Можете проверить! Нет его! — сказала первая.
— Что вам? — перегнувшись через перила, спросила теперь вторая; растрепанная тем временем исчезла.
— Мы хотим повидать господина кюре, — повторила Анна-Мария.
— Его нет. А что вам от него нужно?
— Мы по личному делу. Когда можно его застать? Мы здесь проездом.
— Он ушел. У него приемных часов нет…
Она отвечала так свирепо, что Анна-Мария едва удержалась от смеха. Смешно, чего она так сердится без причины!..
— Что же вы нам посоветуете? — заискивающе спросила Анна-Мария.
— С какой стати я буду вам советовать? — закричала женщина.
— Вы правы, мадам, — проговорила Анна-Мария. — До свиданья, мадам, благодарю вас, мадам…
— Приходите часам к восьми! — донеслось до них, когда Жозеф уже закрывал дверь.
— Ну и стерва! — сказал он, не оборачиваясь. — Не подобает кюре держать в доме цепных собак, которые норовят схватить человека за икры.
На Анну-Марию напал безудержный смех.
— Веселого мало, — сказала она, успокоившись, — и все это вовсе не смешно. Просто у меня нервы разыгрались. Несчастные старики, жара… Единственное, чего я добилась своей поездкой, — попалась на глаза Лебо! А он непременно сделает выводы из моего присутствия здесь…
Автобус приходил только вечером. Они вошли в кафе; несмотря на воскресенье, в длинном зале почти никого не было. Анна-Мария залпом выпила стакан отвратительного виши: такой минеральная вода бывает только в глухих местечках. Оба молчали, отгоняя мух и поглядывая на часы… Когда в кафе вошел мужчина в светлом пиджаке, Анна-Мария тут же узнала его, хотя видела всего раз — года два назад, да к тому же в военной форме. Но как не узнать эти очень черные волосы и брови, очень розовые щеки, очень белый нос и жемчужные зубки между пунцовыми губами? Слишком просторный для его щупловатого тела, удобный, светлый пиджак эффектно сидел на нем, а светло-коричневые ботинки плотно облегали маленькие ноги… Он направился прямо к Анне-Марии.
— Простите мою вольность, мадам, — сказал он, — но мне бы не хотелось, чтобы Барышня, вернувшись в наши края, подумала, что ее здесь не узнают и встречают без должного уважения.
— Познакомьтесь… Это мой друг, Жозеф, — сказала Анна-Мария, и майор Лебо пожал руку Жозефу.
Он устроился за их столиком, произнес несколько цветистых фраз и предложил Анне-Марии, «если она без машины», отвезти ее в П… Ему по дороге, но если бы даже он ехал в противоположную сторону, он был бы в восторге, он счел бы своим долгом и так далее…