Аномалия Дорадо
Шрифт:
– Уточните, пожалуйста, насчет забора образцов? – попросила Зоя. – Как это происходит?
– Колбы выстреливаются через гиперпространство в точку, где будет происходить взятие, – пояснил Клим, – потом тем же путем возвращаются на зонд в специальный приемник, или шлюз. После этого автоматика выполняет с ними определенные процедуры безопасности, чтобы исключить риски для экипажа и бортовой электроники. И только тогда колбы попадают в руки ученым. В случае c «Альтаиром» вложенных в программу процедур, по всей видимости, оказалось недостаточно. Никто и предположить
– Что это за воздействие? – спросил Леванов.
– Команда ученых начала исследование аномалии с того, что взяла из нее образцы вакуума, – ответил Клим, – видимо, чтобы точно определить, не изменились ли свойства пространства в той области космоса. Насчет опасного воздействия на наш мир точно сказать невозможно: пока не хватает данных. Но могу поделиться своими догадками. Мм… – Клим призадумался, подбирая слова. – Мы говорим иносказательно о пострадавших людях или о предметах, что они как бы вморожены. Это верно, но вморожены они не в лед, а в реальность.
– В смысле? – не поняла Соира. – Для них реальность остановилась?
– Не сама реальность, а время. Их индивидуальное время.
– Индивидуальное время? – сморщил лоб Леванов. – Это как? Я думал, оно одно на всех.
– Время и правда одно, но вместе с тем оно относительно. К примеру, вы и я стоим сейчас друг напротив друга и беседуем. Может создаться обманчивое впечатление, что мы с вами пребываем в одном и том же времени, но это иллюзия, вызванная несовершенством человеческих органов чувств. Вы, полковник, видите меня не таким, какой я есть в данное мгновение, а таким, каким я был наносекунду назад: свету требуется время, чтобы отразиться от меня и добраться до ваших глаз. Одновременность – это иллюзия. На самом деле все объекты во Вселенной существуют как бы в разновременности. То есть у каждого время свое, именно поэтому я назвал его индивидуальным.
– Понятно. Так что со временем-то? Оно останавливается?
– В определенном радиусе оно перестает течь, замирает, но только для тех объектов – живых или неживых, – которые оказались вблизи от феномена или подверглись его влиянию непосредственно.
– Каким образом в таком случае «Альтаир» вернулся на базу? – удивилась Зоя.
– Возвращение и посадку произвел автопилот в аварийном режиме, – объяснил Кай, – когда решил, что на борту отсутствует пилот или иные живые существа. Он просто перестал их распознавать.
– Да, именно так и было, – согласился Клим. – Как только члены экспедиции оказались под воздействием инородного вакуума, они замерли во времени, и тогда зонд перешел в аварийный режим самовозврата.
– Я не об этом, – помотала головой Гадот, – я не понимаю, почему не вмерз весь зонд вместе со своей электроникой?
– Хм… интересный момент, – заметил Клим. – Если честно, не знаю. Но предполагаю, что все дело в уровне сложности объекта и в интенсивности
– По сообщению Рене, электроника зонда молчала, когда он прибыл, – объяснил Леванов, – работал лишь автономный блок самовозврата, а он, по сравнению с прочей автоматикой зонда, довольно прост… – Полковник озадаченно потер лоб. – Но я совершенно не понимаю, какое имеет отношение сложность к вакууму?
Клим задумчиво покачал головой.
– Тоже не знаю. Не представляю, как такая связь может существовать, но она, мне кажется, есть.
– Почему ты так уверен? – с сомнением спросила Соира.
– В самом деле, – поддержала ее Зоя, – воздействие вакуума проявилось и на зонде, и в диспетчерской, но в первом случае вморозились в реальность только люди и часть электроники, а во втором – и люди, и звери, и разведзонды, и вся электроника, и даже оборудование. Там встало все.
– Не все, – возразил Клим, – флаг на крыше свободно трепетал, да и двери внутри помещений открывались без проблем.
– И что это значит?
– На первый взгляд, этот факт подтверждает некую корреляцию между степенью воздействия и сложностью.
– Но на зонде… – начала Соира.
– Именно, – угадал ее мысль Клим. – На зонде колбы были запечатаны. Но в ЦУ одна из них вскрыта. Произошло ли вскрытие вследствие преднамеренного действия или случайности, пока не ясно – записи с камер в лаборатории нам недоступны и остаются в пределах зоны вмороженности. Как бы то ни было, вывод напрашивается такой: в диспетчерской вакуум из аномалии воздействовал на наш мир в несравнимо большей степени, так сказать, непосредственно, и в результате вытеснил наш вакуум и занял определенную площадь, причем немалую. А на зонде – только сквозь стенки колб, крайней ограниченно, потому не сразу, но лишь спустя час после того, как колбы оказались на борту. И, как следствие, не образовал никакую зону вмороженности.
– Вы так говорите, Юнь, будто вакуум – это некая бактериальная флора или радиация. Это же просто пустота!
– Нет, господин Леванов, вакуум – что угодно, но только не пустота, – принялся объяснять Клим. – Даже если полностью освободить от вещества определенный участок пространства, он не будет пустым в прямом смысле слова. На этом участке постоянно рождаются и погибают элементарные частицы, то есть его энергия не равна нулю. А энергия, как мы знаем со школы, есть одна из форм существования материи.
– Значит, вакуум вещественен? – уточнила Соира.
– Не совсем. Но он вполне может влиять на свойства вещества. И то, что мы наблюдали в диспетчерской или на борту «Альтаира», может быть проявлением такого влияния. Понимаю, звучит абсурдно, но на данный момент имеются достаточные основания, чтобы делать подобные выводы. Возможно, мы пока мало знаем о связи с материальными объектами того, что ошибочно считают пустым пространством.
– И все же, Юнь, – сказал Леванов, – растолкуйте насчет степени воздействия вакуума и сложности объекта. Звучит в самом деле абсурдно.