Античный театр

Каллистов Дмитрий Павлович

Выбравшись из камина, Ваня принялся потирать спину, пока не увидел, что перед ним Лиходей стоит, вино попивает. Вдоль стен притаилась прислуга.

– Царь что ли новый? – Ваня окинул Лиходея взглядом, оценивая богатство наряда.

– А ты трубочист? – спросил Лиходей, как будто и не удивился незваному гостю.

– Кто же ещё! – воскликнул Ваня. – Трубы чистить надо. Да и кирпич сырой...

Лиходей приподнял левый уголок губ и прищурился, явно не веря Ивану.

– Форма у тебя почему солдатская?

– Так я военный

трубочист, – Ваня развёл руками, мол, дело обычное, а сам направился бочком к выходу. – Ваш-то дворцовый заболел. Чихает. Насморк ещё у него, кажется... Вот меня и приставили. Так-то я пушки чищу, чтобы ядра не застревали.

Лиходей засмеялся, как если бы услышал шутку, и хлопнул себя по колену.

– В общем, я это... закончил. Пойду. – Ваня отпер дверь, а за ней стражники уже дожидались лазутчика.

Они мигом скрутили Ваню и потащили в коридор, но тут он возьми и скажи:

– Хорошо-хорошо, батюшка-царь, признаюсь! Не трубочист я. У вас повариха красивая, я к ней лез. Амур у нас!

Лиходей сделал стражником знак, и они вернули Ваню в зал.

– Амур, говоришь?

– Ага, дело молодое. – Ваня принялся разминать запястье. – Прошу понять и простить. И отпустить! Слышал я, батюшка-царь, о вашем покровительстве семейным ценностям. Давно молва ходит, что при вашем правлении у народа и браки крепче стали, и детей прибавилось.

Подозвав Ваню к себе, Лиходей спросил:

– А повариху твою как звать?

Ваня прикусил язык.

– Манька? Ох, от всех этих переживаний и волнений имя из головы вылетело... Сейчас-сейчас. Наташка? Не подсказывайте, я сам. Я ведь люблю, жить без неё не могу, обязан вспомнить. Валюшка? Ну точно, Валюшка!

Склонившись к Ване, Лиходей прошептал ему на ухо:

– Авдотья.

– Точно! Авдотьюшка, любовь моя. Как же это я? Конечно!

Лиходей поднял ладонь и приказал позвать повариху. Слуги выбежали из зала, а вернулись уже с Авдотьей. Иван глядел на неё во все глаза: большая, величественная женщина в красном сарафане. На вид ей лет пятьдесят, может, чуть больше. Косы густые, русые, обёрнуты вокруг головы. Глаза зелёные с золотыми прожилками, а губы пухлые. Писаная красавица, да только выражение на лице – как будто редьку ест.

– Авдотья, – обратился к ней Лиходей. – Трубочист говорит, что амур промеж вами.

Ваня смотрел на повариху, затаив дыхание, молился, чтобы она подыграла. Ждал и Лиходей, что Авдотья скажет, но словно бы потехи ради. Уж его не проведёшь, он сам кого хочешь обманет.

Тем временем Авдотья явно приценивалась к Ване. Он улыбнулся и поправил воротничок, пытаясь показаться милым, но женщина свела тонкие брови, и следом зазвучал приказ Лиходея:

– В темницу Амура. Завтра подумаем, каким образом его казнить.

Глава 13

Лебёдушка белая

Сидя

в темнице, Ваня разглядывал деревянную кружку. На её ручке висела длинная цепь, дугой уходящая прямиком в стену.

– И тебя привязали... – вздохнул он.

Темно. Лишь луна из окна под потолком светила и рисовала на полу тени от листьев. Колыхались берёзы, а за ними бежала речка – это Ваня по запаху песка, тины и водорослей понял. Ветер будто шептал: «Смотри, Ваня, как за решёткой хорошо... А ты опять попался... Ничему жизнь не учит...»

На этот раз Ване было трудно отмахнуться от грустных мыслей. Столько всего по ту сторону люди делать могут: и дом построить, и коз завести, и в другую страну на воздушном шаре полететь... А у него что? Завтра казнь. Один раз повезло уйти от беды, но получится ли снова? Ваня верил в удачу, да только сколько ни верь, рассчитывать надо только на себя.

«Погодите-ка...» – Ваню вдруг озарила идея. Так ведь у него с собой есть кое-что особенное!

– Хм... Отчего бы не попробовать? – Ваня достал из кармана огниво. – Хочу из темницы выбраться! – И он ударил кресалом по кремню.

«Пших»! Вылетела искра и тут же погасла на каменном полу. Не прошло и минуты, как дверь в коридор со скрипом отворилась. Появилась Авдотья с кастрюлей в руках, а за ней солдат с фонариком. Он подошёл к Ваниной камере, отпер решётку и пропустил Авдотью вперёд. Она отдала Ване кастрюлю, из которой лился такой запах... М-м-м... Каша богатырская, перловая, с репой и сливочным маслом. Ваня и не помнил, когда в последний раз ел, а тут такой пир! Он взял у Авдотьи ложку и только сейчас заметил, что огниво светилось.

– Тётенька, – обратился Ваня к Авдотье, поняв, что огниво подарило ему шанс, – вы скажите Лиходею, что у нас с вами любовь. Он меня отпустит, а я вам пять рублей дам.

– Ты меня так, Иван, не называй. – Авдотья принялась по-хозяйски Ваню крутить-вертеть: то в рот заглянет, то мышцы пощупает, то голову измерит. – Лучше Авдотьюшка, краса моя. Можешь ещё лебёдушкой белой. Тоже хорошо.

– Скажите, лебёдушка, – Ваня пытался вырваться из её рук, но хват у Авдотьи был крепким.

– Белая, – она потрепала его по щеке и забрала кастрюлю. – Вкусную я кашу сварила? Всем кашам каша! – Она зачерпнула её ложкой и положила к себе в рот. – Ам-м-м... Ну, так что? Замуж меня позовёшь?

Ваня от такого предложения аж про голод позабыл. Нашёлся он не сразу, но всё же взял себя в руки и, запинаясь, сказал:

– Отчего же... Не взять... Вы, вы женщина... Эм-м... Видная. Поближе познакомимся, пару годков повстречаемся и тогда...

– А чего знакомиться? – перебила его Авдотья. – Я Авдотья, ты Иван. Получается, детки у нас будут Ивановичами.

Её зелёные глаза сверкали при лунном свете, даже будто искрились колдовством. Ване стало не по себе. Женщина дородная, готовить умеет, но как-то... Как-то неправильно всё это!