Антигитлеровская коалиция — 1939: Формула провала
Шрифт:
4 апреля Литвинов направил Сталину свои соображения относительно дальнейших перспектив переговоров: «После столь решительного заявления финского министра иностранных дел. Штейну оставаться более в Финляндии не следует» [318]. Действительно, 6 апреля Штейн покинул Хельсинки.
Таким образом, события стали развиваться по самому нежелательному для СССР сценарию. Договориться с Финляндией так и не удалось, а секретная миссия советского эмиссара стала достоянием гласности и оказалась неудачной, что явно подрывало международный престиж Советского Союза как великой державы.
«Финский вопрос» на англо–франко–советских
Начавшийся в марте 1939 г. политический кризис и расползание германистской агрессии взволновали Англию и Францию. В Лондоне и Париже чётко возникли опасения, что нарушение Мюнхенского соглашения ставит всю их прежнюю политику под удар. По наблюдениям советских дипломатов, на Западе тогда начало возникать «полуосознанное, стихийное ощущение этой надвигающейся опасности»[319]. В такой обстановке, безусловно, предпочтительным становилась попытка создания новых мер безопасности, в которых мог бы принять участие и Советский Союз.
В результате как раз в то время когда разворачивались переговоры Штейна с Эркко, представители Англии и Франции принялись обсуждать с Литвиновым проблему выработки адекватных действий по блокированию нарастающей угрозы. Советский нарком предложил обсудить возможность предотвращения германской агрессии в отношении ряда европейских стран и, в частности, Финляндии[320]. Однако возникший в середине марта англо–франко–советский диалоговый процесс к началу апреля стал уже откровенно затягиваться. При этом угроза международной изоляции СССР сохранялась.
В такой обстановке 17 апреля Литвинов поставил вопрос о необходимости оказать военную помощь конкретным государствам, «расположенным между Балтийским и Чёрным морями и граничащим с СССР»[321]. Спустя два дня из Москвы уточнили: «Мы имеем в виду Финляндию, Эстонию, Латвию, Польшу и Румынию»[322]. Однако это пожелание СССР не встретило благожелательного отношения[323]. Лишь 29 апреля в Москву пришёл ответ. Англия и Франция заявили, что готовы подписать с СССР договор о взаимопомощи, но не согласились дать гарантии прибалтийским государствам на случай германской агрессии[324].
Между тем политическая ситуация для СССР на северо–западе Европы не была благоприятной. Финляндия явно демонстрировала, что рассматривает в качестве гаранта стабильности прежде всего Германию. Уже после отъезда Штейна из Хельсинки 17 апреля Эркко обеспокоил Блюхера неожиданным сообщением о том, что будто бы «Балтийский флот русских» намерен «выйти 21 апреля из Ленинграда». Донесение об этом сразу ушло в Берлин[325]. Лишь на следующий день германскому посланнику пришлось дать «отбой». После спешно предпринятых выяснений оказалось, что финский Генштаб не располагал такими данными и, следовательно, не мог ничего передавать в МИД об «угрозе» с востока. Очевидно, что этот ход министра иностранных дел можно было квалифицировать как попытку определить позицию Германии в случае усиления СССР на Балтике.
19 апреля Литвинов в письме к Сталину высказал весьма пессимистическое отношение по поводу ближайших перспектив дальнейшего ведения переговоров с Финляндией: «.Для меня стало совершенно ясно, что в настоящий момент. финское правительство не примет нашего предложения»[326]. Было решено дать почувствовать финскому руководству, что итоги хельсинских переговоров не останутся
Таким образом, весной 1939 г. советско–финляндские отношения обострились. Дальнейшее их развитие в значительной степени зависело от общей международной ситуации в Европе.
В тени европейских интриг
Утром 27 апреля Литвинов вместе с советским полпредом в Англии Иваном Майским был вызван к Сталину. В разговоре принял участие и председатель Совета народных комиссаров СССР Вячеслав Молотов. Как вспоминал Майский, «обстановка на заседании была накалена до предела»[328]. Основные обвинения были выдвинуты против Литвинова. В частности, его обвиняли в том, что он «распустил» сотрудников Наркомата иностранных дел. Майскому ставилось конкретно в вину, что он, выехав из Лондона в Москву, позволил себе во время остановки в Хельсинки нанести визит Эркко, в беседе с которым изложил своё видение европейской ситуации[329].
В этом отношении, конечно, «финляндская проблема» была лишь одной из многих, которые тогда создавали в Кремле нервозную атмосферу. Её неразрешенность могла быть объяснена неэффективностью политики, проводимой Литвиновым. Ведь положение СССР в Европе оставалось достаточно неопределённым. В результате 3 мая наркомом иностранных дел СССР вместо Литвинова был назначен Молотов.
Лондон и Париж продолжали занимать твёрдую позицию в переговорах с СССР. 8 мая Англия и Франция сообщили Москве, что решение вопроса о гарантиях возможно лишь в форме, «приемлемой странам, являющимся жертвами агрессии»[330]. За этой витиеватой формулировкой скрывалось желание добиться того, чтобы «ввиду различных затруднений» не приглашать СССР «к сотрудничеству» в Восточной Европе[331].
Но и Молотов отступать тоже не собирался. 14 мая он лично вручил английскому послу в Москве Уильяму Сидсу памятную записку. В ней указывалось, что предложения, которые поступили советскому руководству, Москву не удовлетворяют, поскольку предлагаемые Западом договорённости могут сделать «северо–западные границы СССР со стороны Финляндии, Эстонии, Латвии. неприкрытыми»[332]. На это, однако, сразу же последовала достаточно неожиданная реакция. Сидс сообщил, что «упоминание Финляндии. усложняет весь вопрос», поскольку «Англия хорошо осведомлена о настроениях Финляндии и считает, что общественное мнение Финляндии настроено в отношении СССР отрицательно»[333].
Действительно, в это время работавшие за рубежом дипломаты Финляндии явно проводили линию, направленную на то, чтобы продемонстрировать отсутствие намерения Хельсинки одобрить советские инициативы. Так, накануне обращения Молотова к Великобритании, 11 мая посланник Финляндии в Лондоне Георг Грипенберг довёл до сведения английского министра иностранных дел, что при любых обстоятельствах финское правительство «не желает никаких гарантий или договора о помощи, исходящих от советского правительства»[334]. Английскому руководству чётко дали понять, что это может лишь «подготовить почву для принятия аналогичного поручительства со стороны Германии»[335].